Хороший выстрел. Да. Я как-то и подзабыл, что подлость — это её истинное лицо, которое она ловко прятала под эпатажностью. Притворялась эдакой немного экстравагантно-чокнутой дивой. На самом деле, у неё всегда и во всём расчёт свой имелся.
— Ладно, — нет так нет. Встретимся в полиции. А там ещё посмотрим, кто докажет, что не верблюд.
И я отключил телефон. Пусть помучается. Ей полезно. А я тем временем завёл машину и поехал в центр. Там есть пара кафе, где я люблю бывать. Мне пусто и мерзко, но поесть всё же не мешает. День уже к закату близится.
Я успел насладиться тихой музыкой и сделать заказ, когда стул напротив отъехал с шумом и на него упала девушка в белом платье. Белое с синей вышивкой по подолу и квадратной горловине. Ей идёт.
— И снова здравствуй, Лана, — смотрю я в её синие, под цвет вышивки, глаза.
Она отбрасывает иссиня-чёрные волосы за плечи. Губы и глаза у неё злые. Никогда не понимал её манеры так ярко краситься. Выглядит старше и вульгарно.
— Марс, не знаю, как ты это сделаешь, но другие варианты не рассматриваются: ты заберёшь нашего сына оттуда, куда ты его сплавил, и женишься на мне. Иначе я устрою тебе такую жизнь, что ты миллион раз пожалеешь о собственной несговорчивости!
=15. Арсений
Она всегда была такой — импульсивной, с какими-то надуманными страстями. В ней всё было гипер: активность, страсть, дурь.
Иногда мне казалось, что в ней погибла актриса трагедийного жанра, но тут же я себя одёргивал: нет, блистать на сцене — не её, потому что Светлана всегда переигрывала. Вот как сейчас.
— Лана, — пристально смотрю ей в глаза и пытаюсь спокойным тоном притормозить её бурный темперамент, — а что же ты сразу ко мне не явилась с Данькой на руках? Пришла бы на порог и бабахнула: вот я, вот сын, женись. Нет же, ты почему-то всё сделала не по уму. Не ищешь лёгких путей или как?..
— Данька? — она уставилась на меня так, словно тень отца Гамлета увидела с черепом в руках. Кажется, из всех моих доводов она только одно уловила.
— Я сына так назвал. Ты же не удосужилась. Ни имени ребёнка написать, ни документы приложить. И я хочу услышать ответы на свои вопросы.
Лана выпячивает губы, моргает. Она сбита с толку. И пыл заодно свой петушиный потеряла. Это хорошо. Что так её напрягло? Что я ребёнку имя дал? Или ей даже на ум не приходил более простой способ женить меня на себе?
— Пф, — фыркает она, — ты меня за дурочку держишь, Марс? А ты бы так взял и женился?
— Теперь ты этого не узнаешь, — парирую холодно. — Поезд ушёл. Ну, так что тебя сподвигло бросить младенца перед дверью? Ты вообще в своём уме? А если бы я домой не пришёл?
— За идиотку вот меня не считай, ладно? Я всё просчитала. И следила за тобой. И как мышь стояла на пол-этажа выше, пока ты пялился на колыбельку. Видел бы ты своё лицо, Марс! Это того стоило!
— Дешёвые понты, как всегда, и минимум мозгов, что не удивительно.
Она меня раздражала. Безмерно.
— Вот только не надо меня лечить — хватит! — опять пошла она в атаку. — Я тебя слишком хорошо изучила. А так у меня был шанс — и хороший. Ты ж к нему проникся, да? Кровь она не водица. А когда на руки возьмёшь да соску сунешь — вообще ведёт не по-детски, правда? Явись я на порог, ты б меня пинком под зад. Одно дело — абстрактный ребёнок у кого-то на руках, другое — когда ты его к груди прижимаешь. Так что все твои аргументы — мимо, понял? И всё шло хорошо. С какого ты перепугу вдруг решил в полицию обратиться? Что, кишка тонка? Запас прочности треснул?
— Я сейчас тебя тресну, — пообещал задушевно и представил, что трясу эту дуру, как грушу.
— Какой ты милый и заботливый, отец моего сына! — Лана так и сочилась сарказмом.
— Да, я такой. Красавчик. Забыла? А пока вспоминаешь, приготовь документы на Даньку, поедем в полицию. Сделаешь заявление — придумаешь сама: обстоятельства вынудили подбросить, денег не было — и поедем, заберём его.
Она откидывается на стуле, кривит губы в змеиной усмешке. Глаза у неё сверкают из-под ресниц. Красивая стерва.
— Никаких документов, понял? Выкручивайся, как знаешь. А потянешь меня туда, заявлю, что ты ребёнка украл. И тогда посмотрим, кто кого. Тебе ведь на соревнования скоро? Вот никуда не поедешь. Да и вообще.
Я всё равно не видел логики в её действиях. Подспудно понимал: что-то не так, о чём-то она мне не договаривает. И ребёнка всеми правдами и неправдами из беды выручать не спешит. Абсолютно алогичное поведение. Никуда не вписывается. Поэтому я решил действовать наугад.
— У тебя их просто нет, документов. Поэтому ты и бесишься. Что ты за мать, Лана? Кусок бесчувственного бревна? Он же страдает. У ребёнка стресс.