Я красавчик. И это бесспорно

— Хватит. Достаточно. Надя, ты идёшь? — протягивает он руку, но я не спешу подавать свою. Я растеряна, но всё же хочу кое-какие точки расставить по нужным местам.

— Я знаю, что он спас меня, когда в подворотне ко мне приставали отморозки. Я знаю, что он позвал меня к себе, когда твой муж пытался меня изнасиловать, а не то, что он тебе там наплёл. И я знаю, что он забрал мои вещи, которые твой муж у меня отнял. А ещё я знаю, что Сеня — порядочный человек. Для меня этого достаточно.

— Неправда! Не слушай её, сучку! Врёт она всё! — возмущается за Наташкиной спиной Денис. — Пришла, соблазняла, радовалась, что тебя дома нет.

— Это проститут порядочный? Да ты совсем, сестра, рехнулась. Он же по клубам жопой вертит. На шесте, как девка, извивается, а потом баб трахает за деньги, твой порядочный!

У Наташки в голосе — торжество. Она выплёвывает слова с наслаждением и ненавистью.

— Заморочил тебе голову, да? А ты повелась, колхозная дура!

Это случилось за секунду. Никто не мог ни предположить, ни предупредить. Наташка кинулась ко мне и со всей дури отвесила пощёчину. Злобную и жестокую. От её напора щёку обожгло болью. В голове словно бомба взорвалась. Я пошатнулась, а сестра замахнулась во второй раз. И тут Сеня её руку и перехватил. Сжал запястье. Сестра ойкнула.

Второй рукой он запихнул меня за свою спину.

— Во-первых, руками махать не смей. Не за чем. А во-вторых, я жду извинений за навет и оскорбления.

— Ещё чего, — извивается сестра, пытаясь освободить руку из Сениного захвата. — Я её сестра, понял? Имею право воспитывать, раз она не понимает слов. И о тебе ни слова неправды не сказала — все знают, кто ты такой и чем занимаешься! Стриптизёришко! Денис! — кричит она. — Помоги же мне!

— Ты мою жену не трожь! — выходит из тени бравое чмо в трениках. — Щас как дам! И полицию вызываю! Пусть тебя там в обезьяннике подержат!

Приближаться к Сене, однако, он не спешит, топчется, делая вид, что развил бурную деятельность. Пыхтит, слышно, как он телефоном пиликает. Но Сеня как скала. Мышцы лишь бугрятся на плечах и предплечьях.

— Информация для всех, — голос он не повышает, но он у него и так — глубокий, красивый, звучный. — Чтобы все запомнили и поняли: Я полденсер мирового класса, чемпион по пол спорту. А всё остальное — повод огрести за клевету.

Он разжимает пальцы. Сестра снова охает и трёт запястье.

— Я побои сниму! Ты у меня в тюрьму сядешь!

— После вас, мадам, за клевету, — спокоен, очень спокоен.

А потом он оборачивается ко мне. Смотрит в глаза.

— Ты идёшь со мной, Надя?

И звучит это так, будто он предлагает мне руку и сердце.

— Да, — отвечаю я просто, беру его сильную ладонь в свою, слабую, и увожу этого мужчину с негостеприимной лестничной площадки. И он идёт за мной — красивый и гибкий. Лёгкой походкой идёт, а я чувствую себя… не знаю, как полководец или проводница между мирами. Сильной чувствую, всемогущей. Я будто в матриархате — завожу своего мужчину в пещеру и могу делать с ним, что хочу.

Интересно, полденсер — это что?..



=17. Надя

Он становится другим, как только за его спиной закрывается дверь. Напряжённым и несгибаемым. Только что был послушным, как котёнок, а сейчас он тигр — раздражённый, готовый к прыжку.

Он шумно выдыхает воздух и делает шаг вперёд — стремительно и неукротимо. Мы совсем близко друг от друга, и не избежать столкновения в небольшом коридорчике.

Губы его безошибочно находят мои — и это так правильно и неправильно одновременно. Не поцелуй получается, а ожог. От него перехватывает дух. Слишком горячо и слишком тесно в пространстве, что сужается, сдавливает — так кажется сейчас.

От него может снести крышу напрочь — и от этого мужчины, и от его взрывоопасного поцелуя. Меня ещё никогда так не целовали — целеустремлённо и яростно, почти болезненно, потому что я чувствую его боль, его уязвлённую гордость. Он устал получать тычки и оправдываться. Устал что-то кому-то доказывать и ставить на место. У него был безумно тяжёлый день, который и закончился не очень хорошо.

— Тише, тише, — глажу его пальцами по щекам, как только губы его на миг отрываются от меня. — Всё хорошо, правда. Пожалуйста.

Я прошу его отпустить ситуацию, успокаиваю, как умею, и он тут же снова меняется. Становится мягче, плечи его расслабляются — я добираюсь ладонями и туда.

— Прости меня, — говорит негромко, и сердце у меня сжимается от нежности. Я жалею его — ничего не поделать, но он принимает мою жалость без жеманства и высокой ярости, когда мужчины готовы на всё, лишь бы не показать свою слабость.

Сеня сейчас не боится быть слабым в моих руках. Это какой-то невероятный уровень доверия, пусть и на несколько томительных мгновений. А затем он ловит мои руки на своих плечах, легонько сжимает их в своих ладонях.

— Пойдём, — голос его тих и почти спокоен, — я поставлю чай. Мы поужинаем, и ты расскажешь, как прошёл твой день. Я вещи твои в спальню отнёс. Переодевайся. А я пока в душ ещё раз, — смотрит он на свои босые ноги.