Я красавчик. И это бесспорно

Это я хочу услышать, как у него день прошёл, но сейчас не время спорить. Он пришёл в себя, спрятался, отстранился. Сейчас это очень уверенный в себе мужчина, способный любую проблему решить.

В квартире неожиданно тихо без детского лепета. Вот же — я тут всего один вечер провела, никогда не думала, что к чему-то можно привязаться быстро и сейчас остро ощущать нехватку. На диване — детские игрушки и кое-какие вещи. Я стою, не решаясь зайти в спальню. Наверное, если бы я взяла на руки малыша, мне было бы спокойнее.

— Надя?

Сеня появляется внезапно — так мне кажется. А я стою в его кабинете и пялюсь на диван. Становится неловко — наверное, времени много прошло. Он ловит мой взгляд.

— Мне тоже его не хватает, — ерошит он влажные волосы. — Вот, чёрт. Это бесит, когда нельзя махом решить все проблемы. И пойдём уже на кухню, ладно? Невозможно здесь находиться и не думать о том, что мог бы сделать всё по-другому или лучше.

— Сейчас, — я таки кидаюсь в спальню, бросаю сумочку и ноут, лихорадочно роюсь в сумке, нахожу домашний халатик, а потом, передумав, натягиваю свободные штаны и футболку, распускаю волосы по плечам, провожу несколько раз расчёской, чтобы привести себя в порядок. Если бы можно было точно так и мысли свои прогрести.

Сеня медитирует на чайник, когда я вхожу. Сеня медитирует на чайник, когда я вхожу.

— Не знаю, что ты любишь. Вот, — машет он рукой на пакеты, что стоят на столе белыми сугробами, — накупил всякого. Овощи. Фрукты. Йогурты. Мясо взял и рыбу.

— Сядь, пожалуйста, — мягко командую я, и он подчиняется — падает на стул, ставит локти на стол и прячет лицо в ладонях. Ему нужно в себя прийти — я понимаю.

Я роюсь в пакетах, сортирую еду, режу салат и ставлю сковородку на плиту. Рыба — это хорошо. Рыбу сложно испортить. Я умею делать отличный кляр — получается хрустящий и вкусный. Это не очень полезно, но зато безумно вкусно.

Сеня уже вынырнул из своих тяжёлых дум и с интересом смотрит, как я исследую его шкафчики — ищу муку, специи.

— Давай я помогу, — появляется он неожиданно за моей спиной. Горячий. От него волнами исходит жар. Невольная дрожь пробегает по телу. Со мной такое впервые. Никогда не реагировала так на мужчин. Кажется, ещё немного — и он прикоснётся губами моей шеи. Я даже глаза закрываю — так на меня накатывает непонятно что.

А он касается меня телом, открывает дверцы подвесных шкафов.

— Командуй, что тебе нужно. Так будет быстрее.

— Специи и мука. Подсолнечное масло, минералку и яйца я нашла.

— Со специями не знаю. Вот всё, что есть, — ставит он передо мной корзинку с пакетиками. Для мужчины у него почти идеальный порядок. Видно, что аккуратный.

— Если честно, я мало бываю дома и почти не готовлю. Да и привык больше питаться полезно и то, что можно приготовить быстро.

Касание, ещё касание.

— Ножи, ножницы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Да, я как раз хотела обрезать плавники.

— Хочешь, я порежу?

— Хочу, — подсовываю ему рыбу. — А я пока сделаю кляр.

Мы стоим рядом за тёмной столешницей. Четыре руки заняты. И я решаюсь. Пока хотя бы на это.

— Что такое полденсер?

Замираю, ожидая, что он рассердится или снова уйдёт в себя, но Сеня улыбается. Улыбка у него красивая.

— Танцор на шесте или пилоне. Пол — шест, пилон. Дэнс — танец. У каждого свой путь. Я выбрал этот. Большинство почему-то считает, что полденсер и стриптизёр — знак равенства.

— А это не так, — утверждаю, пытаясь понять, в чём разница. Вот я бы как сестра, наверное, думала.

— Это не так, — он не сердится, не морозится. Говорит легко. — Это искусство, спорт, драйв. Это тяжёлый труд.

— Никогда не видела, — признаюсь честно. — Для меня, наверное, многое будет открытиями. Как сказала моя сестра, я колхозная дура. Это не совсем так, конечно, но…

— Зачем намеренно унижать себя? — черты его становятся резкими, подбородок тяжелеет, взгляд становится холодным, как далёкие звёзды. — Что за манера принижать свои достоинства и юродствовать? Да, я знаю: человек привыкает к разному роду унижений, постоянно помнит, где его место в соответствии с иерархической лестницей, которую построили сами люди непонятно для чего. Ты человек?

Он спрашивает так, что я невольно напрягаюсь. Слишком жёстко это звучит.

— Смотри мне в глаза, Надя, — приказывает этот мужчина. И это уже не тот Сеня, что улыбался мне несколько минут назад.