Я – Кутюрье. Кристиан Диор и Я

Несмотря на все это, работа продвигается и принимается решение, что уже накопилось достаточно платьев, пора устраивать «репетицию». Это первое «дефиле». Манекенщицы надевают платья, и снова все меняется. В салоне все модели принимают другой облик: надо украсить здесь, оттенить там. Добавить карман, убрать складку, вообще упростить. Надо также сделать особый акцент на деталях, которые будут подчеркивать то, что пресса назовет «линией».

А.Ш. и Э.Р.: Именно кутюрье так ее называет…

КРИСТИАН ДИОР: Как вам известно, пресса осаждает нас за две недели до презентации, чтобы узнать… то, чего порой мы сами не знаем. Мы отвечаем, стараясь ничего не выдать.

Кристиан Диор и русская манекенщица Алла Ильчун, 1953

А.Ш. и Э.Р.: И иногда вводите в заблуждение, как во время весенней коллекции 1951 года. Вы сказали слишком любопытной редакторше: «Женщины будут носить свои бедра на плечах!..» Никто даже не подозревал, что имелись в виду рукава в форме «куриных бедрышек».

КРИСТИАН ДИОР: Это просто мы удачно выкрутились!..

От репетиции к репетиции коллекция претворяется в жизнь, утверждается, но только, по правде говоря, в последние десять дней она приобретает свой окончательный вид. Добавляются необходимые модели, усиливаются некоторые цветовые акценты. Внезапно замечаем, что недостаточно маленьких платьев-рубашек, что не хватает красочных моделей для журналов, так называемых «Трафальгар». Понимаем, что надо добавить одно красное платье, обращаемся к предыдущей коллекции. Там находим модель «Херувим», которая так хорошо была принята в прошлом году, а сегодня ничего эквивалентного ей нет. Следует найти такую же модель. Внезапно вспоминаем клиентку X…, ей всегда недостаточно вещей в коллекции. И, ничем не жертвуя, прикидываем, есть ли платья для всех женщин: худых, полных, молодых и не очень молодых, простых и любящих роскошь, строгих и легкомысленных. Достаточно ли у нас платьев с вышивкой? Их еще не доставили!

Торопим вышивальщика, ему дают три дня, чтобы он выполнил трехнедельную работу.

Приходит ученица: «Мадам Раймонда, пуговицы к костюму “Большой шлем” не были заказаны». В спешке вынимаем из десяти ящиков тысячи пуговиц, выбираем «ту самую» пуговицу, единственную, подходящую.

А вот и пришла очередь платья «Большой приз». Надо выбрать для него пояс. Имеется сто пятьдесят моделей поясов!.. «Это тот, мадам Раймонда, который выбрали для “Упрека”, он очень хорошо подойдет».

И мадам Раймонда выбирает из замши, из лака, из бокса, из русской кожи…

Кристиан Диор на обложке Paris Match, посмертный номер, ноябрь 1957 года

«Мне нужно из тюленя и такого вот темно-синего цвета». Мадам Раймонда найдет этот пояс – из тюленя и именно синего цвета. А вот мадам Анна, великая первая портниха платьев мягких линий, открывает дверь: «Господин, у меня неприятность, у костюма “Роземонда” неодинаковая ткань» (эту фразу мы слышим всегда, на всех коллекциях). Это означает, что между двумя рулонами одной и той же ткани имеются различия в цвете или выработке, может невидимые для постороннего взгляда, но этого нельзя допустить. Нужно перекроить все платье из ткани второго рулона! Крики, слезы, манекенщица устала, еле стоит на ногах… я стараюсь сохранить спокойствие…

Барбье еще не принес цветы, «позовите Мадлен, организаторшу!». Она прибывает. На нее обрушивается шквал упреков, она делает недовольное лицо. Ей говорят всякие ужасные вещи. Она сама элегантность, занимает должность уже пятьдесят лет, она видела многое. Мадлен знает, что при виде цветов, которые будут наконец доставлены, все успокоятся. Она также знает, что ее любят и все эти ужасы, весь наш гнев – только видимость (ведь надо же сохранять свои принципы!).

Еле дыша, входит другая ученица: «Мадам Раймонда, не хватает материи, чтобы закончить платье мадам Аннет». Вызывают Бриве:

– Надо сто пятьдесят метров бирюзового тюля.

– Больше нет, – отвечает Бриве.

– Тем хуже, за двенадцать часов покрасят.

Бородатый коммивояжер просовывает свой нос в дверь, когда полуголая Лилиана представляет четверть платья, впрочем, испорченного. Настоящая драма! Взрыв ярости, а затем взрыв хохота.

Входит мадам Брикар, в перчатках, блузке, украшениях, шляпке и вуалетке. Она представляет новую шляпу, разглядывает платье, над которым работают. Неодобрение. Она раздевается, надевает его, умело закатывает рукава, поворачивает задом наперед, приподнимает подол и делает что-то вроде турнюра, приоткрывает декольте. Это очаровательно! Немного меха пантеры для отделки – и вот еще одно платье. Драпировки, восхитительные на эскизах, после того, как их выкроят и сошьют, на примерке становятся бесформенными тряпками. Тогда снова берутся за ткань, снова закладывают складки, вырезают, чтобы обрести тот шик и гладкость, которые приводили нас в восторг. Наконец, мадам Маргарита впадает в отчаяние. Я тоже теряю терпение.

Но вот модель готова. «Настоящая картина!» «Картина» на портняжном жаргоне означает «совершенство». Поздравления. Радость. Поцелуи. Забывают обо всем. Манекенщица ходит колесом, первая портниха уходит восхищенная.