Я – Кутюрье. Кристиан Диор и Я

Вот так реклама пришла к нам, можно сказать, сама собой.

Уже Life просит меня улыбнуться перед фотокамерой «естественно» и «вдохновенно». С тех пор мне так часто приходилось принимать такой вид! Тогда я не осознавал важности статьи в Life для моего Дома. Как и богиня судьбы, богиня рекламы улыбается иногда тому, кто за ней меньше ухаживает.

Первая генеральная репетиция

До тех пор я пытался репетировать в салоне среди мастериц; но посчитал необходимым устроить что-то вроде генеральной репетиции, чтобы понять, какой моя коллекция предстанет перед публикой. До торжественного показа платья дороги только мне и тем, кто вместе со мною их создавал, поэтому я решил не показывать модели продавщицам. Для них, как и для прессы и клиентуры, «занавес поднимется» в назначенный день. И с тех пор я всегда придерживался этого правила вопреки многочисленным просьбам. Может быть, тем самым я пытался оттянуть вмешательство коммерции в произведение, которое мне было так дорого? Думаю, что это именно так.

И вот, я внес последние поправки. Не имея больше времени что бы то ни было менять, мне оставалось только покориться судьбе, и в это мгновенье ко мне пришло странное спокойствие. Об этой коллекции, любовно созданной мною с помощью вкуса и мастерства всего персонала, я мог утверждать только одно: коллекция мне показалась «интересной», она может понравиться людям и удовлетворить их желания.

Но забота о том, как лучше принять всех приглашенных, очень быстро освободила меня от одержимости своими моделями.

Дизайн показа был подобен чуду. Я просил очень многого, и, естественно, мы не успевали.

Как предсказала мне мадам Д…, последний гвоздь был забит при появлении первого посетителя.

Я же, придя очень рано, споткнулся о ковры, которые заканчивали расстилать. Выходя из ночи на заре решающего дня, Дом был в лихорадочном возбуждении. Кармен Коль[95] провела последние ночные часы, превращая лавочку, похожую на «носовой платок», каким был бутик, в настоящий магазин.

Вечернее платье от Диора, 1949. Фото – Вилли Майвальд

Лашом[96] расставлял последние цветы в салоне, занавеси и обивка сидений из серого атласа смотрелись прекрасно.

В кабине манекенщицы были готовы к сражению, и, как ни странно, все платья уже были принесены из ателье.

В половине одиннадцатого демонстрационный зал был заполнен до отказа, и дефиле началось. Мари-Тереза, полумертвая от страха, ошиблась на первом проходе, вернулась в слезах и не смогла больше выйти на подиум.

Вскоре выход каждой манекенщицы стал сопровождаться шквалом аплодисментов. Я заткнул себе уши, потому что первые крики «браво» меня испугали. Я не мог в это поверить, но короткие сообщения следовали одно за другим, подтверждая, что мои войска под предводительством необыкновенной суперзвезды Тани победоносно продвигались вперед.

После оглушительного успеха последнего платья мадам Маргариты, мадам Брикар и я молча смотрели друг на друга и не могли произнести ни слова. Пришла Раймонда, плача от радости, и вытолкнула в демонстрационный зал, где нас встретили ураганом аплодисментов. Какое бы счастливое событие ни произошло со мною в дальнейшем, ничто не сможет превзойти того чувства, что я испытал в тот момент.

Глава третья New Look

Очень скоро газеты и закупщики сообщили мне, что я – Dior, сам того не осознавая, и я почувствовал себя подобно господину Журдену[97], вдруг узнавшему, что он говорит прозой. Все приветствовали новый стиль, а это было всего лишь естественным и искренним выражением моды, о которой я мечтал. Но случилось так, что мое личное желание нашло общественный отклик и поэтому превратилось в новое направление.

Возвращение к искусству нравиться

Зачастую можно стать смешным, сделав модные тряпки предметом философии и критики нравов, но когда становишься ответственным за какое-то направление, то хочешь в нем разобраться как можно лучше. И я понял: мы вернулись, прежде всего, к искусству нравиться. Оглянемся на довоенные годы, вспомним экстравагантные сюрреалистические украшения, которыми – в соответствии со столь же экстравагантными интерьерами – мадам Скиапарелли любила украшать свои платья. Гигантский лангуст превращался в вечернее платье, дамская туфелька становилась шляпкой, и бог знает, какие формы принимали пуговицы!

Вечернее платье от Скиапарелли, созданное в сотрудничестве с Сальвадором Дали, 1937.

Это было хорошо, потому что это было модно, а мода всегда права. Это имеет очень глубокие корни, чего обычно ни создатели моды, ни ее любители, как правило, не осознают.

Мадам Скиапарелли, с присущим ей общепризнанным талантом, умела расширить границы элегантности до пределов причудливого. Возможно, она зашла слишком далеко, потому что с 1938 года Баленсиага, только что открывший свой Дом, Менбоше, Робер Пиге, у которого я был модельером, предчувствовали возвращение классической моды и начали ее осуществлять.