Я – Кутюрье. Кристиан Диор и Я

Мало-помалу, вопреки многочисленным булавочным уколам, коллекция, разработанная в маленьком домике на 62-й улице, была готова, а к этому времени отделка дома на Пятой авеню завершилась. За несколько дней до открытия сезона мы смогли перевести мастерскую и персонал на новое место. Точно исполнив все мои пожелания, Николя Гинцбург оформил Дом Christian Dior – New York в моем любимом стиле Людовика XVI: сочетание серых оттенков а-ля Трианон[185] с белым, но здесь больше чувствовался налет «французской провинциальности», чем в 1910 году.

С приближением показа мною овладел страх более сильный, чем бывало в Париже. Я имел дело с незнакомой публикой и необычной для меня коллекцией. Никому не рассказывая о своих переживаниях, мне надо было приспособиться к тесноте, к тканям другого качества и к более короткому дефиле.

Я волновался, удастся ли мне это сделать.

В назначенный день атмосфера в салонах меня встревожила.

Все происходило в обстановке слегка деморализующей флегматичности, которая не шла ни в какое сравнение с общим волнением, царившим обычно на авеню Монтень и охватывающим и служащих дома, и посетителей. В Нью-Йорке публика более расслабленная, заботится лишь о своем удобстве и удовольствии. Салоны, как и театры, огромные. Каждый хочет зарезервировать место подальше от давки, где он сможет все как следует рассмотреть, не сворачивая себе шею. Кондиционированный воздух спасает от жары тело, но не разогревает мозги.

Показ закончился под звук аплодисментов, но все же не сравнимых с парижским буйством. Меня обеспокоил сдержанный вид некоторых журналистов, которых я уже видел во Франции на пределе возбуждения. Но вскоре появились их хвалебные статьи. Как объяснила мне редакторша одной из нью-йоркских газет, холодность – англосаксонская отличительная черта:

«Выражение удовольствия различается от континента к континенту, но от этого не становится менее искренним или глубоким. Во Франции восклицают, обнимают своих соседей… В Америке – получают удовольствие молча…»

С годами я привык к этим различиям настолько, что теперь, когда наш Дом прижился в Нью-Йорке, я чувствую себя в США американским кутюрье в такой же степени, как французским – в Париже. Постепенно я научился понимать желания и потребности заокеанской клиентуры. Жару, естественную летом и странную для нас зимой, можно назвать тропической, вот почему в ходу тонкие, легкие и прохладные ткани. Квартиры относительно маленькие, и ночная жизнь, очень интенсивная, выманивает всех из дома, на улицу, в клубы. Поэтому заказывают короткие вечерние и выходные модели.

Коктейльное драпированное платье, 1955. Фото – Жак Рушон. Фонд А. Васильева

Но платье для коктейлей завоевало бесспорный триумф, поскольку коктейль – основная форма светской жизни в Америке. Днем все одеты в необходимую униформу – деловой костюм, а пресловутое маленькое черное платье, дорогое сердцу парижанок, здесь не пользуется спросом.

Вообще американки, исключая тех, кто одевается во Франции, на примерках не обращают внимания на мелкие детали и окончательную подгонку туалета к фигуре. Их в большей степени привлекает разнообразие и частые перемены платьев. Общий вид улицы от этого выигрывает, становясь более разноцветным и веселым, чем в Европе, где роскошь постоянно живет за закрытыми дверями. Следует заметить, что в США более высокий уровень жизни и различие между зажиточным и рабочим классами не так заметно. Кадиллак, несколько необычный у нас, там ездит среди других автомобилей, таких же роскошных, и принадлежат они и служащим банков, и мальчикам-лифтерам. Точно так же роскошный туалет не вызывает скандала, что легко может случиться у нас.

А теперь: «До свидания, Высокая мода!»

Уж если мы легко пересекли Атлантический океан, то не будем колебаться, чтобы переехать из одной Америки в другую. Christian Dior – Caracas – крошечная и симпатичная копия нашего Дома в Париже. Содружество стран Латинской Америки! Во все время моего пребывания в Каракасе, несмотря на географическую экзотику, буйную растительность, темпераментных людей, огромное богатство и показную роскошь, я ни разу не почувствовал себя не в своей тарелке. Если случай или нужда увлекут вас далеко от привычного климата и родных пределов, какое ободряющее чувство ты испытаешь, обнаруживая на чужбине человеческие достоинства и недостатки своей страны!

Мы возвращаемся в Париж и, побывав в Новом Свете, понимаем, что всякое различие языка и человеческих характеров несущественно. Поэтому у меня не создается впечатления, что наш филиал в Лондоне – иностранное предприятие. Это последняя из наших дочерних фирм, и по этой причине я сейчас посвящаю ей больше всего своего внимания.