Я — легенда

Он вспомнил, как однажды ночью какой-то мужчина взобрался на фонарный столб перед домом и бросился в пустоту, неистово размахивая руками. Тогда Невилл не смог найти этому объяснения. Но теперь оно напрашивалось само собой. Мужчина вообразил себя летучей мышью.

Невилл сидел, глядя на недопитый стакан. На его губах застыла слабая улыбка.

«Вот так, медленно, но верно, – думал он, – мы узнаем их подноготную. Узнаем, что они – вовсе не непобедимая раса. Более того, оказывается, что это раса чрезвычайно уязвимая, нуждающаяся для поддержания своего проклятого Богом существования в четком наборе объективных условий. – Он поставил стакан на стол. – Мне это не нужно. Мои чувства больше не нужно подпитывать. Мне не нужно отшибать себе память спиртным, не нужно прятаться от реальности на дне бутылки. Мне не от чего бежать. Особенно теперь».

Впервые после смерти собаки он улыбнулся и почувствовал, как разливается по душе тихая, стройно звучащая радость. Пусть он еще многого не знает, но уже продвинулся по пути к знаниям. Удивительно, но жизнь становится почти сносной.

«Надел я отшельника рясу без ропота, без содроганья», – подумал Невилл.

Из динамика проигрывателя лилась музыка, тихая и неспешная.

За дверью ждали вампиры.

Часть третья Июнь 1978 года

15

Он вышел поохотиться на Кортмана. Охота на Кортмана стала успокоительным хобби. Одним из немногих развлечений, оставшихся в жизни Невилла. Когда не хотелось отходить далеко от дома и не было неотложной работы, он принимался за поиски. Под машинами, за кустами, в подвалах зданий, в каминных трубах, в шкафах, под кроватями, в холодильниках – во всех укрытиях, куда теоретически можно запихнуть среднеупитанного мужчину.

В каждый конкретный момент Бен Кортман мог оказаться в любом из этих убежищ. Он постоянно менял свое логово. Невилл был уверен: Кортман знает, что ему уготована роль охотничьего трофея. Более того, он чувствовал, что Кортман прямо-таки упивается риском. Не будь такая фраза столь очевидным анахронизмом, Невилл сказал бы, что Кортман жаден до жизни. Иногда ему казалось, что Бен сейчас счастлив, как никогда.

Невилл неспешно шел по Комптонскому бульвару к следующему дому, намеченному для осмотра. Утро миновало без происшествий. Кортмана Невилл не обнаружил, хотя точно знал, что тот где-то неподалеку. Потому что с наступлением ночи приходит к дому первым. Остальные почти всегда оказываются нездешними. Текучесть в их рядах высока – новенькие непременно остаются на дневку поблизости, а Невилл находит их и уничтожает. Но вот Кортман никак не попадется.

Лениво бредя посередине проезжей части, Невилл снова задумался над тем, как поступит, если разыщет Кортмана. Правда, его план – немедленная расправа – никогда не менялся. Но так дело выглядело со стороны. Невилл понимал, что в действительности пойти на это будет нелегко. О нет, он не испытывает никаких чувств к Кортману. И проблема даже не в том, что Кортман олицетворяет часть прошлого. Прошлое мертво, ничего не поделаешь.

Нет, дело совсем не в этом.

«Видимо, – решил Невилл, – мне просто не хочется лишиться этого развлечения».

Остальные вампиры – какие-то зануды, смахивающие скорее на роботов. Бен, по крайней мере, не лишен воображения. Его мозг почему-то поврежден не так сильно, как у других.

«Возможно, Бен Кортман был рожден, чтобы стать покойником, – часто теоретизировал Невилл. И добавлял: – Неупокоенным покойником, вот кем».

На его оттопыренных губах заиграла кривая усмешка. Ему теперь даже и не приходило в голову, что Кортман тоже его преследует, тоже хочет его убить. Эта опасность внимания не стоила.

Невилл с тягучим стоном плюхнулся на очередное крыльцо. Потом, сонно пошарив в кармане, вытащил трубку. Лениво утрамбовал большим пальцем жесткие табачные волокна. Через несколько секунд в теплом безветрии над его головой задумчиво воспарили кольца дыма.

Невилл, глазеющий сейчас на широкое поле по ту сторону бульвара, был совсем другим человеком, чем в 1976 году. Он обрюзг, раздался вширь. Благодаря размеренной отшельнической жизни он теперь весил аж двести тридцать фунтов. Лицо пухлое, крупное, мускулистое тело скрыто мешковатой одеждой из грубой джинсовой ткани. Бриться он давно уже бросил. И лишь изредка подстригал густую светлую бороду, так что обычно она была дюйма два-три длиной. Его длинные нечесаные волосы начинали редеть. С загорелого до черноты лица смотрели спокойно и невозмутимо-голубые глаза.

Невилл откинулся на кирпичные ступеньки, попыхивая трубкой, выдувая медленные дымные облака. Он знал, что в дальнем конце этого поля еще осталось углубление в земле – на месте, где он закопал Вирджинию, а она сама себя выкопала из могилы. Но это знание не внесло в его глаза даже проблеска задумчивой печали. Вместо того чтобы предаваться страданиям, он приучился давить в себе ненужный самоанализ. Время сузилось, лишилось своей многомерности. Для Роберта Невилла существовало только настоящее – настоящее, посвященное будничной борьбе за выживание: без взлетов к высотам восторга, без провалов в хляби отчаяния.