Я — легенда

«Если б я мог хоть что-то сделать, – подумал он бессильно. – Но он даже не подпускает меня к себе. Ну что же, – решил он мрачно, – если пес вскорости мне не доверится, придется применить капельку хлороформа. Тогда я хотя бы смогу заняться им – перевяжу лапу, попробую как-нибудь его вылечить».

Невилл вернулся на кухню, но ему кусок не лез в горло. В итоге он вывалил еду с тарелки в мусорный контейнер, а кофе вылил обратно в кофейник. В гостиной смешал себе коктейль и выпил. Но коктейль оказался каким-то выдохшимся, невкусным. Отодвинув бокал, Невилл угрюмо направился обратно в спальню.

Пес зарылся в складки одеяла и лежал, по-прежнему дрожа, не прекращая выть.

«Не стоит трогать его сейчас, – подумал Невилл, – слишком уж испуган».

Невилл вернулся к кровати. Сел. Запустил руки в волосы, потом прикрыл ладонями лицо.

«Вылечить его, вылечить», – думал он. Его рука, сжавшись в кулак, бессильно стукнула по матрасу.

Резким движением он погасил свет и лег не раздеваясь. Затем, не вставая, сбросил с ног сандалеты и услышал, как они бухнулись на пол.

Тишина. Он лежал, уставившись в потолок.

«Почему я не встаю? – спрашивал он себя. – Почему я не пытаюсь хоть что-то предпринять?»

Он повернулся на бок.

«Нужно немного поспать». – Эти слова пришли сами собой. Но он знал, что не заснет. Он лежал во тьме, вслушиваясь в собачье поскуливание.

«Умрет, умрет он, – не отпускала Невилла мысль, – а я ничего-ничего не могу сделать».

В конце концов, не в силах выносить стоны, Невилл включил настольную лампу. Пройдя через комнату на одеревенелых ногах, он услышал, что пес вдруг забарахтался в одеяле, пытаясь выбраться. Но только сильнее запутался в складках и заверещал от ужаса.

Невилл встал рядом с ним на колени и положил руки на собачье тельце. Он услышал придушенное рычание и глухое клацанье зубов – пес укусил его сквозь одеяло.

– Ладно, – сказал Невилл. – Ну-ка прекрати.

Пес вырывался из его рук. Пронзительный вой не прекращался, изможденное тело безудержно тряслось. Невилл крепко прижимал свои ладони к его телу, придавливая пса к полу, говорил ему тихо и ласково:

– Теперь все в порядке, приятель, все в полном порядке. Никто тебя не обидит. Выше нос. Давай расслабься. Давай-ка, малыш. Выше нос. Успокойся. Ну-ну, успокойся. Вот так. Утихни. Никто тебя не обидит. Мы тебя выходим.

Он говорил и говорил почти целый час, замолкая, только чтобы перевести дух. Его негромкое, гипнотизирующее бормотание было единственным звуком в тишине комнаты. И медленно, нерешительно дрожь, сотрясавшая собачье тельце, унялась. Неуверенная улыбка появилась на губах Невилла. Он все говорил и говорил:

– Вот молодец. Выше нос. Мы тебя выходим.

Скоро пес обмяк, утих под его сильными ладонями. Собачья спина вздымалась лишь от хриплых вздохов. Невилл начал гладить пса по голове, стал водить ладонью по его телу, лаская, успокаивая.

– Хороший пес, – говорил он с нежностью. – Хо-ро-о-ший пес. Теперь я буду за тобой ухаживать. Никто тебя не обидит. Понимаешь, приятель? Конечно понимаешь. Умный. Ты мой пес, правда?

Невилл осторожно уселся на холодном линолеуме, не переставая гладить собаку.

– Ты хороший пес, хо-ро-о-ший.

Он говорил спокойным голосом, отрешенно-тихо.

Примерно спустя час он поднял пса с пола. Тот было забарахтался, заскулил, но Невилл снова заговорил с ним, и пес скоро успокоился.

Невилл сел на свою кровать, уложив завернутого в одеяло пса себе на колени. И просидел так много часов, не отпуская беднягу, гладя его, лаская, не прекращая говорить. Пес, не шевелясь, лежал у него на коленях, дышал все ровнее и ровнее.

Около одиннадцати вечера Невилл медленно развернул складки одеяла, выпростав голову пса.

Тот поначалу съежился, увертываясь от руки Невилла и лязгая зубами. Но Невилл продолжал тихо уговаривать его, и через какое-то время рука человека легла на теплый загривок и пальцы стали ласково его почесывать.

Невилл улыбнулся собаке. Его кадык дернулся.

– Скоро тебе будет намного лучше, – прошептал он. – Очень скоро.

Пес поднял на Невилла свои тусклые, больные глаза и, нерешительно высунув язык, неловко лизнул ладонь Невилла, оставив на ней мокрый след.

Внутри у Невилла что-то оборвалось. Он молча сидел на постели, а по его щекам медленно стекали слезы.

Через неделю пес умер.

14

Он не закатил пьяный дебош. Ничего подобного. Он обнаружил, что стал пить даже меньше, чем раньше. Что-то в нем изменилось. Задумавшись над этой загадкой, Невилл пришел к выводу, что последний запой швырнул его на самое дно, в глубочайшую пучину безнадежного отчаяния. Теперь ниже падать уже некуда – разве что начать зарываться в дно, – и куда бы он ни шел, путь лежит вверх.

После первых нескольких недель, прошедших под знаком горячей надежды на дружбу с собакой, ему медленно открылось, что горячая надежда – не выход и выходом вообще не может быть. От мира монотонных кошмаров не спасешься дерзкими мечтами. К кошмарам он привык.