Я, Легионер

В ту ночь мне приснилось, что я дома, в родной Болгарии, и гуляю со старыми друзьями по улицам Софии, но крик “R'eveil!” капрала Пайетта вернул меня к действительности. Мы с Янчаком вышли из нашего иглу, очистив дверь от выпавшего снега. Было очень тихо, и мы спали очень глубоко. Только крик капрала нарушил тишину в пять утра:

— Как вы знаете, мы должны быть первыми! Так что немедленно одевайтесь и завтракайте! Хочу вас видеть гладко выбритыми, не забывайте, сегодня последний день похода!

Мы все были готовы вовремя, кроме Феррари, араба с итальянским именем.

— Позор на твое имя! — крикнул Сорабелла. — Я не могу поверить, что имею что-то общее с тобой! Чтоб его напарник пришел на помощь!

Напарник Феррари был русский, он начал ругаться и материться по-русски. Перевернув ранец араба, он стал собирать его снова. Эта операция задержала нас на пятнадцать минут и, безусловно, создала нервную атмосферу еще с утра.

— После того как мы потеряли время, пойдем прямой дорогой! — сказал Сорабелла и повел нас через лес и холмы.

Мы шли уже пятый час без перерыва и видели, что сержант не знает окрестностей. Дважды мы подходили к огромным скалам, на которые невозможно было залезть. Мы старались обойти их, но иногда сталкивались с непроходимой растительностью и крутыми склонами, что нас еще более тормозило.

Еще через два часа ходьбы вокруг да около сержант дал нам знак для привала. Пока мы перекусывали, он поднялся на близлежащий холм, чтобы обследовать район. Очевидно, он заблудился. Сорабелла всегда приводил нас к цели безошибочно. Но было очевидно, что даже лучшие ошибаются. Через полчаса сержант вернулся и собрал нас.

— Я должен признать, что заблудился в лесу, и потому вам придется пройти лишние десять километров. Мы не будем первыми, но в этом вина только моя, так что наша единственная цель — добраться вовремя. Я проведу вас по более безопасной дороге. Вперед!

Я помню, в тот день Сорабелла не обедал, но повел нас вдвое быстрее. Феррари, наш утренний «герой», видимо, начал отставать, и мы слышали, как ругался его русский напарник. Пайетт, который шел последним, начал смеяться, но смех внезапно прекратился, и он дал сигнал тревоги. Сорабелла в считанные секунды оказался позади группы.

— Что, испанцы на нас напали? — спросил он с улыбкой.

Мы поняли, что находимся вблизи испанской границы.

— Нет, сержант, Феррари стало плохо, — сказал Пайетт. — Его только что вырвало.

— Феррари, позор на твое имя! — закричал Сорабелла. — Ну, напарнику взять его FAMAS, а мы будем по очереди нести его ранец. Феррари без багажа пойдет передо мной, чтобы я видел его состояние, но я не хочу отставать. Вперед!

Мы опять тронулись в бешеном темпе Сорабеллы. Каждый из нас нес ранец Феррари в течение минут десяти, после чего араб почувствовал себя лучше и снова взял ранец. Мы подошли к заваленной снегом горной тропинке и продолжали идти по ней.

Внезапно задул ветерок, который начал разгонять тучи. Солнце появилось снова, и перед нами открылся великолепный вид на горы, но лучше всего было то, что два грузовика ждали нас примерно в километре от холма, на который мы только что поднялись. Это было место нашей последней встречи, что означало конец последнего похода и конец обучения.

Мы начали быстро спускаться к грузовикам. Две другие группы уже прибыли, и когда мы приблизились, я услышал, как Раза со своей насмешливой улыбкой кричит: «Первая группа всегда первая, ха, ха, ха». Сорабелла не обиделся, только рассмеялся в ответ. И действительно, не все ли равно, в конце концов, мы все пришли вовремя, все прошло без проблем и по нормативу. Мы сели в машины и направились в наш Четвертый полк, с которым настало время попрощаться, потому что подготовка была закончена.

Старый легион и его отец Пол Ролле

После великой битвы под Камероном легион был отправлен обратно в Алжир, и Сиди-Бель-Аббес стал домом и школой легионеров. Но так как в последующие годы не было вооруженных конфликтов, то личный состав сократился с 6000 на 1500 солдат. Только в 1870 году небольшая часть легионеров была включена во французскую армию для отражения пруссаков под Шалоном. Во время битвы за Седан часть была окружена и побеждена многочисленным врагом.

С этого периода в истории осталось имя легионера Мадсена, молодого датчанина, который в 14 лет вступил добровольцем в армию своей страны. В 1870 году только что окончивший обучение в Сиди-Бель-Аббесе Мадсен вошел в группу, которой предстояло стать подкреплением французской армии в долине Луары. Во время битвы под Седаном молодой легионер был ранен и попал в плен. Но ему удалось бежать. Как единственный легионер в стрелковой части, в которую он был распределен, он показал небывалую храбрость в битве при Орлеане. После войны он был с почестями отправлен обратно в Сиди-Бель-Аббес и оставался в рядах последних 1500 легионеров, пока в 1876 году его контракт не истек. Но это не было концом его военной карьеры. Мадсен эмигрировал в США, где присоединился в качестве добровольца к кавалерии.