Читаем Я — легионер, или Восемь лет в европейском футболе полностью

О нашей неудаче в Анконе меня в основном и принялись расспрашивать журналисты, едва я переступил порог Ла Скала. Но вскоре начался антракт, знаменитостей вокруг оказалось хоть отбавляй, репортеры рассредоточились по всему фойе, и я смог перевести дух. Пройдя в зрительный зал, я занял свое место и был готов приобщиться к прекрасному.

Честно говоря, я никогда не был ни любителем, ни тем более знатоком оперы. И единственный в моей жизни поход в Ла Скала не сделал меня таковым. Однако я получил поистине незабываемые впечатления. Трехчасовой концерт Паваротти я прослушал на едином дыхании. Голос великого певца увлек меня за собой, и я ни на секунду не заскучал, ни разу не посмотрел на часы, пытаясь понять, скоро ли конец. Такое со мной бывает крайне редко даже во время просмотра самого что ни на есть интересного и остросюжетного фильма.

Конечно, после концерта я не стал лучше разбираться в оперном искусстве и не буду делать вид, что смогу с первых нот назвать все знаменитые арии Паваротти, хотя некоторые из них все же способен узнать. Но, в конце концов, не эту задачу ставил я перед собой, отправляясь в Ла Скала. Я совершил путешествие в мир прекрасного, ненадолго приобщившись к нему пусть не на профессиональном, но на эмоциональном уровне, а ведь именно эту цель преследует настоящее искусство — проникнуть не в мозг, но в душу человека. Что ж. моей душой Паваротти в течение трех часов владел безраздельно — это я знаю точно. А критики и заядлые театралы пусть спорят о своем на им понятном языке.

Кстати, о критиках. Зрительный зал Ла Скала вызвал у меня прямые ассоциации с трибунами «Сан-Сиро». Дело в том, что в ходе концерта голос Паваротти дважды срывался на какое-то мгновение, причем во второй раз это заметил даже я. Честно говоря, на мой взгляд, это не такой уж большой грех: два малюсеньких скачка за три часа тяжелой и напряженной работы, — ведь можно только догадываться, каких усилий требует исполнение всех этих арий. Но публика, должно быть, всегда стремится к идеалу, и оба раза, стоило голосовым связкам Паваротти дрогнуть, по партеру проходил легкий шепоток. Галерка же отваживалась даже на свист.

Точь-в-точь как на стадионе: боковые трибуны, особенно их центральные сектора, занятые более обеспеченной и респектабельной публикой, как правило весьма спокойно реагируют на ошибки футболистов. Но за воротами, где собираются самые рьяные болельщики, редко встретишь снисходительное отношение к промахам игроков: настоящий тиффози всегда готов разразиться гневной тирадой в адрес своего кумира, давшего плохой пас или неудачно пробившего по воротам.

Так было в тот вечер и в Ла Скала: сливки общества, конечно, дали Паваротти понять, что его ошибки не прошли незамеченными, но сделали это вполне тактично и по окончании концерта наградили артиста заслуженными аплодисментами. Галерка же до конца так и не простила певца, и даже прощальный его поклон сопроводила нестойким, но все же весьма отчетливым свистом.

Такова природа человека, заставляющая его искать выход своим эмоциям и обрушивать их на других. Помню, играя в «Лугано», я отправился в Милан посмотреть первую игру «Интера» в чемпионате. С особым вниманием я следил за действиями своего друга Берти (в том матче он носил капитанскую повязку), недавно восстановившегося после травмы. Конечно, не только мне, но и многим болельщикам было интересно, насколько сумел Никола набрать форму.

Поначалу все шло нормально, он несколько раз получил мяч и хорошо им распорядился. Но потом — такое неминуемо бывает с каждым, это же футбол — ошибся с передачей. Тут неподалеку от меня вскочил какой-то человек и, размахивая руками, закричал: «Эй, Берти, как же ты уже надоел!»

Я страшно удивился и подумал: «Когда же он успел тебе надоесть. Это ведь первая игра сезона, и он совершил только первую ошибку!» Но в действиях болельщиков не всегда следует искать логику. Кто знает, что случилось с этим парнем перед походом на стадион: поспорил с начальником по работе, поругался с женой? Так или иначе, плохое настроение будет вымещено на футболистах. А может, как раз им, футболистам, удастся своей хорошей игрой это настроение поднять, и тогда верному болельщику сразу перестанет надоедать Берти и вообще никто не будет ему страшен в течение нескольких следующих дней — ни начальник, ни жена. Подумать только, сколько счастья и — жаль, конечно, но от этого никуда не деться — горя можем мы принести другим!

* * *
Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии