В общем, Баджо в некотором смысле перешел мне дорогу. Уливьери едва ли мог решиться на то, чтобы в помощь к трем нападающим, включая Баджо, ставить еще и в среднюю игроков атакующего плана. Форвардам вполне хватало поддержки крайних хавбеков, а значит, центральные полузащитники должны были быть настроены прежде всего на оборонительную, разрушительную игру. Как известно, это не самая сильная моя сторона, следовательно, я имел наибольшие шансы оказаться в запасе.
Сезон начался. Впервые за три года пройдя курс полноценной подготовки, я чувствовал себя прекрасно, хотя поначалу все же переживал перепады физической формы. Но прошел месяц, я набрал полную силу и просто летал по полю, когда мне представлялся такой шанс.
Один из таких шансов появился в Бергамо, где мы провели матч на Кубок Италии с «Аталантой». Провели мы его в непривычном составе: Уливьери решил поменять обычную схему и поставил впереди нас всех, включая Баджо и меня. С точки зрения результата ничего хорошего не вышло. Матч мы провели неплохо, действовали активно, игрой своей я был удовлетворен, но мы проиграли.
Что делать, «Аталанта» в тот день была сильнее, а главное, удачливее у чужих ворот. Мы создали примерно одинаковое количество опасных моментов, но соперники реализовали из них три, а мы не использовали ни одного. Единственное, чего нам удалось добиться, это заработать пенальти, с которого я забил наш единственный гол. В итоге — 1:3. Добавлю, что в середине первого тайма мы остались в меньшинстве, а последние 15 минут вообще играли вдевятером — может, это послужит хоть каким-то оправданием.
В общем, я набрал оптимальную форму. Как и год назад, я чувствовал, что еще немного — и я покину скамейку запасных и попаду в основной состав. Но, как и год назад, надо мной посмеялась злодейка судьба.
Мы играли в Парме, и за 20 минут до конца я получил команду готовиться к выходу на поле. Дождавшись остановки в игре (соперники нарушили правила, и мы получили право на штрафной), Уливьери выпустил меня на замену. С центра поля я сразу же побежал к дальней штанге ворот «Пармы», куда, как мне казалось, и будет направлен мяч со штрафного.
Набрав ход, я успел как раз вовремя: еще мгновение, и мяч уйдет за линию ворот. В высоком прыжке я достаю его, переправляю к воротам, а сам вылетаю за пределы поля. Приземлившись, по инерции делаю шаг вперед и натыкаюсь на рекламный щит. Ударяюсь об него, отскакиваю назад и, потеряв равновесие, неудачно приземляюсь на колено. С момента моего выхода на поле прошло от силы секунд пятнадцать.
Я сразу почувствовал: что-то не так. Возвращаясь на свою половину поля, я пересекся с Блумквистом, который тогда играл за «Парму». Он вновь извинился за ту травму, которую нанес мне в прошлом сезоне, и мы в знак окончательного примирения хлопнули ладонью об ладонь.
Ох уж этот Блумквист, лучше бы мне держаться от него подальше! Хотя здесь он, конечно, ни в чем не виноват. Прошла еще минута, мне дали пас, я хотел побежать за мячом, но не смог. Вместо этого поковылял за бровку, где меня уже ждал доктор. Осмотрев ногу, он сказал, что порвана задняя крестообразная связка колена. В глазах у меня потемнело.
Вечером, сидя дома у телевизора с тем самым ненавистным устройством на ноге, от которого совсем недавно избавился, я вновь и вновь просматривал этот эпизод в обозрении тура. «Какого черта? — спрашивал я себя. — Зачем я понесся на этот мяч? Да пусть бы он трижды ушел в аут, разве нужно было так рисковать, еще не включившись в игру, не разогревшись?» Но все мы, увы, сильны задним умом. И я, к сожалению, должен признать, что эта ошибка была далеко не единственной в моей жизни. Чего я, кажется, и не скрывал от вас.
Но, с другой стороны, как можно было не пойти на мяч, если у меня оставался шанс достать его? Разве не так должен вести себя настоящий профессионал? Разве можно рассчитывать на успех в чем-либо, если будешь беречься и в стремлении не навредить себе преждевременно отказываться от борьбы? Нет, пожалуй, я не мог поступить иначе — для чего же тогда я вообще выходил на поле?
Поэтому вскоре у меня прошла злость на собственную неразумность. Осталось только какое-то странное, насмешливое чувство скептицизма, граничащего с фатализмом: мол, что уж тут поделаешь, судьба такая. Наверное, именно это чувство и заставляло меня впоследствии, когда я вновь вспоминал злосчастный эпизод, уже не переживать, а просто смеяться. Действительно, а что было делать?
И вот все сначала. Тот же реабилитационный центр, те же упражнения, массаж, токи, лазеры. На этот раз, пожалуй, мне было еще тяжелее, чем после первой травмы, ведь я заранее мог представить, что меня ждет, каким долгим и изнурительным будет обратный путь на зеленое поле.
Попутно меня еще и прооперировали по поводу мениска. И снова почти четыре месяца вырваны из жизни.