Я, Легионер

Под холодной водой душа, я вспомнил о простуде, и боль в горле проколола меня снова. Времени было в обрез, я знал, что прошел через самое тяжелое испытание, и не собирался сдаваться в последнюю минуту. В этот день решалась моя судьба. Я был готов к экзамену, и до того как услышал свисток дежурного ефрейтора, который собирал нас, я задумался, будут ли на японском вопросы для Фудзисавы. В зале, где проводился экзамен, я понял, что в очередной раз решающим фактором будет время. У нас было только пять минут, а нужно было ответить на семьдесят вопросов. Хотя большинство из них не были сложными, но времени было в обрез, а в спешке было легко ошибиться. Албанец Пулаж встал и объяснил, что он не умеет ни читать, ни писать по-французски. До сих пор его считали французкоговорящим, и капралы дали ему тест на французском. Ефрейтор объяснил, что нет теста на албанском, и предложил отвечать по-русски или по-английски. Но Пулаж запротестовал, приводя в пример Фудзисаву, чьи тесты были на японском. Его возражение не было принято, его удалили из зала и в тот же вечер он вернулся к албанским нелегалам на стройках в Марселе, откуда пришел. Мой тест был на русском, но я не собирался жаловаться. Я знал, что русские и болгары для большинства легионеров были одним и тем же, так как мы пишем на кириллице. Русский язык не был помехой, в последнее время я часто практиковал его с помощью моих друзей из России.

Я был на шестьдесят третьем вопросе, когда капрал вырвал лист из моих рук, дав мне знак – время истекло. Мы остались в зале, потому нас ожидали еще три подобных теста, последний был несколько иным. Нам дали обычную карту с несколькими улицами, где были разные магазины, аптека и кинотеатр. Мы рассматривали ее в течение пяти минут, затем капралы ее забрали, а еще через пять минут роздали нам чистые листы бумаги, на которых мы должны были нарисовать по памяти ту же карту с названиями улиц. После тестов на коэффициент интеллекта, следовал психотест. Павлов рассмеялся и повернулся ко мне.

– Брат, если мы здесь, мы не должны быть нормальными. Думаю, что в этом тесте нет необходимости.

– Может быть, они хотят доказать, что мы все сумасшедшие, – засмеялся и я.

День испытаний был окончен и к вечеру главный старшина нас выстроил перед зданием и объявил окончательные результаты нашей группы:

– Кандидаты Мамаду и Пулаж отстранены после сегодняшних тестов. Они вернутся к гражданской жизни. Остальные пойдут на собеседование в комиссию DRHLE, отвечающую за состав Легиона, за которой будет последнее слово о приеме вас в Легион.

В тот день я был действительно счастлив, и именно приподнятое настроение помогло мне побороть простуду и забыть о боли в горле. Я победил слабость еще при первом тесте, я знал, что ничто не могло остановить меня в стремлении стать легионером. Единственное, чего я не знал в ту минуту, было то, что в Кастельнодари ожидали человек тридцать, а кандидатов, отвечающих требованиям, было примерно шестьдесят. На следующей неделе нас вели к офицерам комиссии DRHLE. Они неоднократно расспрашивали нас о прошлом, подвергая нас перекрестному допросу. Среди кандидатов рота, несущая ответственность за состав Легиона, называлась «Гестапо» из-за жестких допросов, которым мы подвергались.

Сначала интервью проводилось на русском, а переводчиком был русский ефрейтор. На следующий день я предстал перед главным старшиной, сербом, который хотел, чтобы я говорил по-болгарски, а не по-французски. Болгарский и сербский очень близки, но некоторые слова, которые одинаково произносятся в обоих языках, имеют совершенно разный смысл – и я должен был быть очень осторожными в том, что говорил. Я хотел быть уверен, что он меня понимал правильно, а он смотрел на меня с недоверием. Вдруг напал на меня со странными вопросами типа: «Мочишься ли под себя ночью?», «Куришь ли марихуану?», «Ты не педераст?», «А с кокаином как?». Я спокойно отрицал все обвинения, и вроде бы, судя по выражению его лица, у него исчезли все сомнения.

После двух дней допросов я снова попал в задний двор к роте кандидатов. Мы были вместе с вновь прибывшими, которых ожидали первые осмотры, а мы ждали окончательного результата. Была среда, а решение должно было объявлено в пятницу. Я сделал все, что зависело от меня, и чувствовал себя спокойным. Что-то подсказывало мне, что у меня все в порядке.

Я был в небольшой группе моих соотечественников, которые засыпали меня вопросами. Я почувствовал себя старым заключенным, который советует новичкам. Я объяснил им, что, кроме по национальности, мы делимся и в зависимости от стадии подбора. В самом низу были они, новички, которые должны были слушаться, не протестуя, – в противном случае они теряли право продвинуться дальше. Далее следуют кандидаты, которые прошли медицинские обследования, и их начинали отбирать. Затем шла моя группа – те, кто успешно прошел все испытания, но ждет решения комиссии DRHLE. И, наконец, сливки общества – самыми уважаемыми в заднем дворе роты были так называемые «красные». Они носили военную форму, их головы уже были обриты.