— Это ты про любовные письма? — Фрося посмотрела на любимого Петю, который так и остался ее маленьким мальчиком. — Они хранили их у матери. Вот, кто не боялся «А.В.» и та уважала Веру. Она ее никогда не трогала и не лезла в ее жизнь. Я помню только одну стычку. Веруньчик пришла домой, а в салоне нашем музыкальном полно бомонда, так, кажется, называются, хорошо одетые выпендривающиеся люди, говорящие неестественными голосами.
Я рассмеялась точности определения.
— Так продолжу смешливая ты моя. Вера пришла обыкновенно одетая, с сумками, как всегда, полными книгами. Усталая. Она вошла в салон, чтобы поздороваться. Все сморщили носы, словно ввалился бомж грязный и вонючий. Вера никогда не обращала на все настроения «А.В» и ее гостей никакого внимания. Поздоровалась и вышла.
После приема к ней ворвалась Алешка, волоча длинный подол, который закручивался сам в себе и не шуршал, а задыхался от ветра пыли, который создавал шлейф.
— Ты совсем с ума сошла. Вваливаться в таком виде к моим гостям.
Вера молча, стоя спиной, как сейчас помню, выслушала свекровь, развернулась и кинула в нее книгой. По-моему, книжка была недорогая. Подписным изданием она бы не решилась. И сказала. Я родила вам двух внучек. Я не лезу в их воспитание, как и обещала, хотя считаю, что вы изуродуете их жизнь, так же как и Петину, в общем-то, и мою. Все к чему вы прикасаетесь, превращается в камень, хотя и драгоценный. Возможно, вы знаете, что делаете, но меня больше никогда не поучайте и не вламывайтесь ко мне. Ясно я объяснила? И снова отвернулась. Наверное, искала книгу, которую можно будет запустить во второй раз, если свекровь не остановится. Очень уж Вера любила и ценила книги. Когда девчонки рождались, она их держала менее нежно и осторожно, чем книжки.
— Отчего я тебе Кира все рассказываю? Не знаю. Я их всех любила и сейчас мне просто больно. Ты же сама понимаешь, — утирая краешком платочка слезы, простонала Фрося, какие уж теперь беседы. Нет их больше никого, и все что не хотели, чтобы люди знали, с собой унесли.
Я не стала больше задавать преданной няньке вопросов, но выразительно посмотрела на Петра Игнатьевича. У меня сложилось ощущение, что нам есть о чем поговорить.
— Я, знаешь ли, Фрося, хочу показать фотографии Кире, чтобы выбрать на памятник. Он решительно встал и приглашающим жестом поднял и меня. Мы шли по длинному коридору и Петр Игнатьевич приговаривал. — А все же ремонт делать придется.
Я недоумевала, о чем он говорит? Для кого ремонт?
Мы пришли в кабинет, и хозяин сладостно втиснулся в любимое кресло.
— Фрося бы еще надела пояс верности. Она так боится, что все вылезет наружу, что готова кормить любого байками про мое детство, про Верин жуткий и равнодушный характер. Вера и уехала из-за нее. Я уверен, уверен абсолютно…
Он говорил эти слова с таким упорством, что складывалось ощущение, что убеждает он себя.
— Петр Игнатьевич, — я решила вернуться к действительности и вспомнить о цели своего визита. — Скажите, а Алиса или Саня когда-нибудь встречались с мужчинами или переписывались? Они, вообще, кого-нибудь любили, что их увлекало, кроме работы.
— Приблизительно такой вопрос я задал много лет назад Алисе, — он повернулся к двери, словно думая, или надеясь, что дочка войдет. — Она пришла домой вся забинтованная, но при этом с таким спокойным выражением лица, как и всегда. Алиса прошла к себе. Я забеспокоился и пошел за ней. Благо «А.В.» не было дома. Нам всем запрещалось выражать бурные чувства, даже если мы умирали бы.
«Интеллигентный человек должен уметь терпеть» — любимая фраза матери. — Тем не менее, я вошел и увидел, что Алиса безмятежно напевая недавно написанную мною мелодию, сидит у трюмо.
— Здравствуй папочка, не волнуйся у меня все в полном порядке. Немного не рассчитала свои возможности и вот результат. Пока я буду лечить вывихнутый сустав, и зализывать синяки, Саня все проверит.
— Алиса, — я примостился на диване рядом с ней. — Ты что-нибудь любишь, кроме своего кровавого дела?
— Конечно. Дышать, — она улыбнулась мне, как несмышленышу, который не в состоянии понять простую истину.
— Ты хочешь сказать, что свое искусство ты не любишь? И делаешь только ради бабушки?
— Ты перепутал, папуля. «А.В.» делает все, чтобы я прославилась. Но это кровавое, как ты назвал его, искусство отнимает все силы душевные и физические. Поэтому, когда я свободна, я люблю только дышать.
— А я дышать тем, что выдыхает для бедной сестры Звезда, — в дверях стояла Саня, почти в таких же синяках, но очень довольная. Оказывается, у нее трюк получился. Я был уверен, что Алиса расстроится или обидится. Ничего подобного. Она так же бесстрастно, как и всегда, сказала, что это замечательно, и она сможет через неделю сделать его сама. Я смотрел на них обескуражено. — Девочки, а вам не хотелось бы пойти в ресторан. Я приглашаю. Пока «А.В.» у своей подруги за городом.