Я люблю дышать и только

Внезапно мой взгляд упал на пожилую женщину, которая сильно напрягла лоб, считала копеечки, чтобы купить булочку в «Максе». Скорее всего, она из массовки, какой-нибудь забойной программы. Публику туда набирают и платят крошечные гонорары. Больше всего меня поразила обувь, в которую была обута женщина. На ней были точно такие же ботики «Прощай молодость!», в которых ходила Марьяшкина бабушка. Мы над ними подсмеивались, но когда бабушка умерла, мы стали выбрасывать старую обувь. Нам стало грустно расставаться с предметом наших вечных молодых шуток. Ботики «Прощай молодость» похоронили с почестями, как и нашу ушедшую беззаботную молодость. Когда уходит кто-то из старших, ты становишься, если не старее, то взрослее точно. А это не так весело.

Бабушка Александра Владиславовна была наша строгая воспитательница, наставница и пример для подражания. Она управляла домом, родителями и обеими внучками Алисой и Сашей.

Гордились «А.В.» — так мы ее любовно и сокращенно звали, не только внучки, но и мы с Марьяной.

В молодости «А.В.» была певицей с незаурядными еще и театральными способностями. Диапазона ее голосовых связок хватало на четыре октавы. При этом она не напрягалась и тянула театральный рисунок так же легко, как и ноты арий.

Почему, сейчас, когда стоит думать совсем о другом, я вспомнила «А.В.»? Знаю, потому что именно она готовила своих девочек к блистательной карьере. С сыном у нее не получилось. ОН любил естественные науки. Петр Анатольевич не любил театр и сцену ровно на столько, насколько его мать обожала. Он сделался биологом и кропотливо и удачно корпел над диссертациями. Мать Алисы и Саши и вовсе не понимала, зачем рояль занимает столько места в гостиной, где развернуться невозможно. Она читала книги. По-моему, все без разбору. Работая в литературном архиве, Вера Николаевна заходилась в экстазе от того, что к ним приходили разные писатели и вообще знаменитые люди, которые работали с редкими книгами, а им работникам невидимого фронта оставляли автографы на долгую память. Ничего плохого про такое увлечение сказать было бы невозможно, кроме того, что ни одну подписанную книгу нельзя был взять с полки и уж тем более вынести из дома.

Девочки довольствовались либо школьной библиотекой, либо брали у однокашников.

«А.В.» фыркала каждый раз, когда начиналась сцена «ну эту-то книгу можно?» Она уводила девочек к себе и давала старинные факсимильные издания выдающихся писателей и поэтов, которые дарили оперной певицы в знак почитания и поклонения.

Одно было плохо. Почти все эти выдающиеся представители литературного цеха были запрещены вскоре после революции.

Можно сказать, что образование девочек не страдало, а наоборот уровень их знаний повышался, но отметки ставили за идейно выдержанных литературных знаменосцев.

Сколько времени я уже сижу, если я вспомнила всю нашу детскую жизнь. Где Марьяна и Яна.

Я встала из-за стола, оставив вещи на диванчике, и двинулась к лестнице.

— Ты куда? Мы же к тебе несемся на всех парусах, — девчонки чмокнули меня в обе щеки и тут же побежали к стойке бара.

— Так хочу, есть, — отчиталась Яна, жуя на ходу еще не оплаченный пирог со шпинатом.

— Давайте подогрею, — предложила барменша. — Так невкусно.

— А я не заметила, что он холодный. Второй — подогрейте.

— Мне тоже со шпинатом и салат с крабами, — влезла с заказом Марьянка.

— Где шуба? — Поинтересовалась я. — Не может быть, что нашёлся сейф, которому ты доверила шиншиллу.

— У тебя, Кира, нет воображения. Я пошла в кабинет к председателю и спросила у секретарши, вернётся ли он сегодня? Она ответила, что навряд ли. Так как я умею строить с людьми хорошие отношения, и Валечка мне разрешила запереть в шкаф начальника шубу, и даже ключ взять с собой.

— А ключ от себя и своей приемной не дала? — На полном серьёзе спросила Яна.

— Нет, — взволновалась Марьяна. А что должна была?

Мы прыснули так, что весь замечательный кофе начал медленной струйкой литься на вещи. Но даже эта неудача стоила выражения лица Марьяны.

— Я сейчас поднимусь и попрошу…

— Чтобы она себя заперла? — Я погладила Марьяну по дрожащему плечу и ласково объяснила, что всё она, Маша, сделала правильно.

Я понимала Машкино состояние. Шуба — была единственным её богатством. И досталось она ей не за горячие ночи с противным олигархом, а за то, что она много лет ухаживала за матерью подруги. Когда женщина скончалась, и дочь приехала на похороны в Москву, она привезла раздетой и бедной Машке шикарную шубу из шиншиллы.

Мы долго возмущались, зачем Марьяшке, у которой гроша в кармане нет, и работы в тот момент тоже не было, шикарный мех, прикрывающий голь перекатную. Но мы ошиблись. Именно появление в мехах, чуть спущенных с округлых белых плеч красивой Марьяны, и дало ей работу.

— Я что-то есть не хочу. Меня тошнит заранее от разговора, который сейчас начнет Кира, — Яна отодвинула, несколько демонстративно кофе и пирожок, который в разогретом виде очень хорошо пах.