Я люблю Голливуд

— Чем меньше об этом говорить, тем лучше. Ура Голливуду!

Отчего-то я думала, что смогу прогуляться по киностудии не моргнув глазом, словно выросла в кинодекорациях и видеть Адама Сэндлера, проносящегося мимо в маленькой тележке для гольфа, для меня самое обычное дело, но на поверку я оказалась сущей провинциалкой с разинутым ртом, и Джеймс Джейкобе под боком делу отнюдь не помогал. Почти каждый человек, попадавшийся нам навстречу, заговаривал с ним или под каким-нибудь неубедительным предлогом останавливал его и гладил по руке, похлопывал по спине, с обожанием стискивал повыше локтя или просто пожирал глазами. Я старалась не ревновать к такой славе, но чувствовать себя невидимкой оказалось не очень приятно.

— Вот где я сегодня буду сниматься, — сказал он, когда седьмая ассистентка помощницы какой-то ассистентки устала трещать, какая для нее честь работать с Джеймсом Джейкобсом.

Снаружи все выглядело как огромный склад выгоревшего под солнцем желтоватого цвета, как и все в Лос-Анджелесе, но едва Джеймс открыл дверь и я ступила внутрь, произошло нечто невозможное: мы оказались в Лондоне. Я как ужаленная повернулась к дверям: снаружи — залитый солнцем Лос-Анджелес, внутри — вечерний Лондон. Трафальгарская площадь, если быть точной.

— Не может быть, — совершенно растерялась я. — Как странно!

— Хорошее средство от ностальгии. — Джеймс взял меня за руку и повел по лабиринту проводов и камер. — Вы когда-нибудь забирались на льва на Трафальгарской площади?

— Нет, — ответила я, во все глаза разглядывая окружавшие нас дома. — Не приходилось. Даже обидно.

— Можете сейчас, если хочется, — сказал он, указывая на великолепную копию трафальгарского льва позади полуколонны без Нельсона вверху. — Давайте телефон, я вас щелкну.

Это было безумие. Как только мы оказались в этих стенах, в стороне от километровых кабелей и здоровенных «юпитеров», мозг отказался воспринимать тот факт, что мы по-прежнему находились в Лос-Анджелесе. Даже как-то не верилось, что мы в помещении. Современные киношники могут делать со светом такие чудеса… Невероятно. По настоянию Джеймса я кое-как залезла льву на спину, поразившись, что он оказался не из бронзы, а из чего-то теплого и менее прочного.

— А он не свалится? — спросила я, пытаясь перебросить ногу на львиный бок, не выставив трусы на всеобщее обозрение. — По-моему, он не очень прочный.

— Все нормально, — настаивал Джеймс, ловя меня объективом моей слабенькой телефонной видеокамеры. — Не пнете — не свалится. Вчера на нем сидела Джессика Альба, и ничего.

Я вцепилась в львиную шею, решив не подсчитывать, сколько Джессик Альб из меня можно выкроить, и молясь ногам реквизита, чтобы лев был рассчитан на нормальный человеческий вес, а не только на голливудских фей. Негромкий треск доказал: не рассчитан.

— Слушайте, я не могу спуститься, — сказала я, сдерживая панику. Признаюсь, это был не самый приятный момент. — Я серьезно!

Джеймс засмеялся, сунул мой телефон в задний карман своих джинсов и вытянул руки:

— Тогда прыгайте.

— Не могу! — испугалась я, нечаянно стиснув льва бедрами. — Я застряла.

— Но вы же не сможете брать оттуда интервью, — подначивал Джеймс. — А у меня через час здесь съемка. Я читал сценарий, вас в этой сцене нет. Прыгайте!

Я сжала губы и закрыла глаза. Ничего приятного в этом не было, как я ни искала. Подогнув под себя ногу (и едва не вывихнув при этом бедро), я по дюйму начала сдвигаться вниз, пока вдруг не соскользнула к львиной заднице гораздо быстрее, чем ожидала.

— Черт! — заорала я, спелой сливой падая в распростертые объятия Джеймса.

— Лучшее интервью за всю историю, не правда ли? — сказал он.

Проявив нечеловеческую (и неженскую!) выдержку, я отстранилась от широкой мускулистой груди и закашлялась, не зная, за что первое хвататься — пригладить волосы или одернуть юбку.

— Пожалуй, этот эпизод я опущу, — сказала я, принимая теплый от его тела сотовый. — Но декорации изумительные.

— Да, — кивнул он, оглядевшись. — Хотя я никогда не понимал тех, кто тратит огромные деньги на декорации. С другой стороны, нельзя же устроить взрыв на настоящей Трафальгарской площади.

— Вы все взорвете? — переспросила я, надеясь, что это будет не мой лев.

— Черт, я же давал расписку о конфиденциальности. — Джеймс провел рукой, застегивая рот на невидимую «молнию». — Я вам ничего не говорил.

— Естественно, — пообещала я. — А взорвут сегодня? Можно посмотреть?

— Проснулась жажда крови? Нет, к сожалению, Трафальгарской площади это не грозит до следующей недели.

— Джеймс! — заорал Блейк со ступеней Национальной галереи и постучал по наручным часам. — В трейлер!

— Хотите посмотреть мой трейлер?

Джеймс приподнял красивую бровь.

Я приподняла свою.

— Вы это всем женщинам говорите?

— Пару раз было, — признался он, обнимая меня за плечи и уводя в закат Ватерлоо.

Если посещение съемочного павильона было сродни визиту в Лондон, то прогулку в трейлер Джеймса можно сравнить с посещением рая. Я никогда не видела ничего настолько шикарного. По сравнению с трейлером Джейкобса «Юнион» с «Голливудом» выглядели молодежным общежитием.