Я люблю Лондон

И тут появился Лондон. Как в заставке «Жителей Ист-Энда», подо мной развернулась длинная извилистая лента реки, перемежавшаяся бархатистыми зелеными участками. С замиранием сердца я разглядела здание парламента и гигантское колесо обозрения. Я выросла недалеко от Лондона – меньше часа езды (если сесть на экспресс, что мне никогда не удавалось), но мне всегда казалось, что я живу в глухой провинции. По субботам мы с Луизой тайком садились на поезд до вокзала Ватерлоо, чтобы погулять по Южному берегу, купить шоколадку и поехать домой (проводить ночи в большом городе было verboten[9]). Меня, даже взрослую, всякий раз охватывало глубокое волнение, когда поезд въезжал в Ватерлоо. В Лондоне я чувствую себя девчонкой – он куда старше и гораздо серьезнее, чем когда-нибудь стану я. Нью-Йорк в этом смысле воспринимается проще: меньше мужчин в деловых костюмах поглаживают бороды, больше женщин спешат куда-то на высоких каблуках. Виноваты в этом массмедиа. Облик Лондона создается романами, поэтами и бесчисленными словами, написанными о нем за много веков. Культурная декларация Нью-Йорка – это рок-группы в узких джинсах, коктейли и четыре дамочки в «Маноло Бланик» со своими бранчами и мистером Бигом.

Паспортный контроль я прошла без проблем. Благодаря договору с дьяволом, который я заключила в обмен на душу моего первенца, чемоданы, уже крутившиеся на транспортере, оказались неповрежденными и невзорванными. Через сорок минут после посадки я уже катила их через стеклянные двери на волю. Первое, что я увидела, – «Маркс энд Спенсер: просто еда». Второе, что я увидела, – свою мать. Я мгновенно приросла к асфальту, соображая, успею ли я забежать в «Маркс энд Спенсер» и взять пакетик «Перси пигз», прежде чем родительница меня углядит. Но сладкая мысль о тягучем лакомстве сменилась осознанием факта, что моя мать в аэропорту, а Луиза – нет.

– Энджел!

Время, за которое мне предстояло опомниться, вышло. Меня заметили. И вот уже мать машет рукой как ненормальная, выкрикивает мое имя и лупит папу по плечу.

– Энджел Кларк! Мы здесь! Энджел Кларк!

М-да, вот и они. Ни один волосок на маминой голове не изменился со свадьбы Луизы, то есть с 1997 года. Как я ни просила небо, чтобы оказалось – меня удочерили в нежном возрасте, невозможно отрицать, что она моя мать. У нас одинаковые голубые глаза и темно-русые волосы (были, пока я нещадно не осветлила свои), и одинаковая склонность уподобляться фигурой груше, когда мы ленимся. Что мы с ней делаем постоянно. Стоявший рядом папа был все в том же старом кардигане «Некст», который держал в машине на случай холодов. С одной стороны, это было родное и знакомое. С другой стороны, это было странно.

– Ты что, оглохла? – Мать решительно направилась ко мне, забросив сумку на плечо и протянув навстречу руки. На одно мгновение я испугалась, решив, что она хочет обнять меня, но мать только провела жесткими пальцами по моей щеке. – У тебя тушь под глазами размазалась!

– Да, мама, – кивнула я и спохватилась, что не намазала губы гигиенической помадой. – Рада тебя видеть, мама.

– Хм… – Она смерила меня взглядом. – Новая сумка?

– Не очень. – Я посмотрела на «Марк Джейкобс», вспоминая времена, когда она была новой. – Но ты ее еще не видела.

– Даже не хочу знать, сколько она стоит! – Мать повернулась на своих разумной высоты каблуках и размашисто зашагала по залу для встречающих. – Шевелись, проклятая парковка стоит целое состояние.

– Да, мама! – Я снова посмотрела на свою сумку, не в первый раз пожалев, что она не может говорить. Как приятно было бы получить краткое подтверждение того, что я действительно провела два года в Нью-Йорке, а не прилетела из университета после первого семестра.

– Все в порядке, дорогая? – Папа потрепал меня по плечу и взялся за ручку одного из чемоданов. – Полет прошел нормально?

– Да, – ответила я. – Только, по-моему, я попала в Сумеречную зону.

– А? – Папа пытался поспеть за мамой, поэтому шел впереди меня. – «Сумерки»? Твоя мать читала. По-моему, чушь. Я смотрел фильм. Не мое, но вечерок скоротать можно. Давай быстрее, я смерть как хочу кофе, а она не дает мне купить в «Косте», раз дома есть «Гафеа»[10].

Я была не готова обсуждать прогрессивные литературные предпочтения матери или новую кофеварку отца, поэтому притворилась послушной дочерью, выпятила нижнюю губу и сделала, как было сказано.

Дом, милый дом.

* * *

– Новости, новости, новости! – Мать оглянулась через плечо на заднее сиденье, видимо, желая убедиться, что я не удрала из папиного «вольво». Можно подумать, мне оставили такую возможность – папа активировал замки от детей. – Помнишь Веру из библиотеки?

– Да, – сказала я, так сжав айфон, что костяшки пальцев побелели. Я понятия не имела, кто такая Вера из библиотеки.

– Умерла, – объявила мать. – От рака.

Теперь я точно не узнаю, кто это такая.

– И Брайан из мясного магазина, – продолжила мать, глядя вверх, словно оттуда махала целая толпа неизвестных мне мертвецов, напоминая, что и они тоже сыграли в ящик. – Кто еще? Эйлин, но ты ее не знала. О! Ты мистера Уилсона помнишь?