Я люблю тебя, Калькутта!

Другое славное имя — Мринал Сен. В отличие от психологических драм Рея, его фильмы — это революционные памфлеты, обжигающие классовой ненавистью. Последний его фильм — «Хор» рассказывает притчу о некой фирме, объявившей набор нескольких сот рабочих, на который явилось несколько десятков тысяч — с давкой, плачем, ненавистью отчаявшихся людей. Фильм ведет нас в резиденцию губернатора, в хижину бедняка, в студенческое общежитие. Отдельные новеллы сливаются в общий хор. Последние кадры: судорожно прижавшийся к степе губернатор, на которого надвигается огромная тень восставшего народа. Несомненно, Сен связан с левацкими кругами, в частности с КП (м). Вне страны фильм может показаться чересчур прямолинейно-плакатным, но здесь, в Калькутте, он бьет в цель. К сожалению, фильмы С. Рея и М. Сена идут очень короткое время в отдельных небольших кинотеатрах, поймать их трудно, разве только на просмотрах в клубах. Широкий зритель этих фильмов просто не знает, для него кино — опиум с красавицами и с музыкой и с километрами танцев.

Недавно я познакомился с еще одним жанром индийского кино, нам совсем неизвестным.

Недалеко от нашего офиса на Парк-стрит, в боковой улочке, стоит крохотный кинотеатрик. Там я увидел афишу нового фильма «Хар-хар Махадев»: какие-то чудища, Шива с трезубцем, слоноголовый Ганеша и т. д. Я спросил ребят из офиса, что это за фильм. «Это что-то на религиозную тему. Интеллигентные люди на такие фильмы не ходят», — с презрением проворчал Набарун Бхаттачария, молодой парень, поклонник Хачатуряна и Эйзенштейна, с которым мы вместе ходим в «Синема-клуб». Ну и ладно, пусть я буду неинтеллигентным, мне такой фильм давно уже хотелось посмотреть. В крупных кинотеатрах они не идут, мы их, естественно, не покупаем, а я подозревал уже давно, что из 900 с лишним фильмов, выпускаемых Индией в год, именно такие должны составлять большинство: смешно было бы, если бы религия не использовала в своих целях кино!

Короче, пошли мы на «Хархар Махадев» всей семьей, тем более что Маша по комиксам уже неплохо знает индийскую мифологию. И увидели кинопродукцию, для чужих глаз не предназначенную. Вот почему билеты были удивительно дешевы — по 50 пайс, а в зале сидели какие-то тихие, бедные люди. Возможно. на эту тему бывают фильмы и талантливые, мы нндели просто плохой. Сценария, видимо, не было совсем — «шпарили» прямо по раскадровке дешевого комикса о Шиве. Актеры загримированы неряшливо, Ганеши вместо хобота приделан какой-то резиновый шланг, бутафория — самая убогая, игры — никакой. Зато в изобилии документальные кадры с видами священных мест, ашрамов, молящихся толп и денег, потоками текущих в сокровищницы храмов. Думаю, что на такую продукцию мы теперь до-олго не пойдем.

22 ноября. Встречал делегацию, приехавшую поездом, и впервые побывал на вокзале Хоура. По величине он равен трем-четырем Курским вокзалам, это целый город со своими улицами, по которым можно ездить на машине. В целом впечатление ада кромешного. Как у Тагора в стихотворении «Флейта» про бедного клерка Харипаду, который не в силах платить за электричество:

Вечера провожу на вокзале,

Поскольку электричество жечь

Я позволить себе не могу.

Паровозы шипят,

Режут ухо гудки,

Пассажиры снуют

И кричат, и под ношей сгибаются кули.

Всё точно как сегодня. Воют паровозы — старые, прокопченные, нами уже позабытые, мчатся куда-то оголтелые носильщики-кули в ярко-красных куртках, орут продавцы орешков и сладостей, проводники и пассажиры. Воздух густой, насыщенный углем, дымом, копотью. Вагоны тесные, изношенные донельзя. Ежедневно отсюда с 14 платформ уходит 280 поездов —180 тысяч пассажиров, миллион тонн грузов (это я выписываю из справочника). А когда-то здесь была крохотная кирпичная арка, две платформы и билетная касса. Этот исторический кусочек сохранен до сих пор в южном углу огромной станции. Первый поезд с 300 пассажирами, который тащил паровозик по имени «Фэйри Куин», прошел от станции Хоура до станции Хугли 15 августа 1854 года.

28 ноября. В предыдущей записи я упоминал, что, сидя за нашей тоненькой фанерной дверью, мы очень боялись нападения террористов, а если быть точными — наксалитов.

До приезда в Калькутту это слово было для нас газетной абстракцией, но здесь оно облеклось в плоть и кровь. Уже через несколько дней после моего выхода на работу кто-то из индийцев показал мне точку на лужайке возле нашей «Виллы роз» и сказал: А вот сюда под Новый год упала бомба, которую подбросили нам наксалиты». И хотя сейчас до нас доходят лишь отголоски былых битв, память о наксалитах жива в Калькутте: о них кричат еще полустертые надписи на стенах, пишут газеты и полицейские хроники.