Я люблю тебя, небо

Недавно я прочитал его комментарии блестящей победы сборной команды СССР на чемпионате мира в Москве: «Советское правительство не скупится на затраты для развития самолетного спорта, в стране создан большой парк великолепных спортивных машин. Из сотен юношей и девушек, имеющих возможность осваивать высший пилотаж, на многочисленных национальных соревнованиях выявляются наиболее талантливые и перспективные спортсмены, составляющие основу сборной команды, которая в свою очередь, находится в наиболее благоприятных условиях». И далее сетует: «Мы не можем похвастаться состоянием самолетного спорта у нас в стране: тренировочные сборы национальной команды не проводятся, спортивную честь государства защищают случайные, недостаточно подготовленные пилоты, имеющие собственные самолеты устаревших конструкций».

Внимательно наблюдаю за полетом Паволки: ведь мой вылет следующий. Низко, в пяти метрах от земли, проносится, надрывно гудя слабомощным мотором, его машина. Ну что ж, ваш замысел ясен, господин Паволка: хотите пощекотать нервы зрителям длинными проходами над самой землей, каждую секунду рискуя сломать свою шею, но в остальном у вас пилотаж, извините... Нет сложных, красивых фигур, оригинальных комбинаций, нет элегантности и темперамента. Такой пилотаж наши спортсмены называют «развесить в небе сосиски». Однако не посвященная в тонкости высшего пилотажа публика награждает немца аплодисментами.

Трудно мне будет: готовился показать сложный классический комплекс, теперь надо перестраиваться на ходу, придется импровизировать в воздухе.

Летал в состоянии редкого вдохновения, когда ум с сердцем в ладу, когда летчик и самолет — одно целое. Рисковал, но твердо был уверен в своих силах. Иначе нельзя. Зарулил на стоянку. Мой самолет окружают возбужденные зрители, среди них работники советского посольства в Вене. Подходит и Герхард Паволка.

— Я бы не хотел, — говорит, — встретиться с вами в воздушном бою.

Я подумал: всем бы вам так... поумнеть, а вслух отвечаю:

— В этом нет никакой необходимости, господин Паволка, и, будьте уверены, мы сделаем все возможное, чтобы этой необходимости не было никогда.

С блеском выступили все наши ребята, а Наташу Проханову за отличный пилотаж назвали «хозяйкой венского неба».

Самый радостный день в заграничной командировке — день отлета на Родину. Словно зная о самом большом нашем желании, жаркое солнце, поднявшееся с той стороны, куда нам нужно было лететь, быстро прогрело землю, превратив редкий туман в небольшую кучевку. Ломиками быстренько выкручиваем из земли штопоры, за которые мы швартовали самолеты, и становимся свидетелями веселой сцены.

В день прилета сюда мы долго мучились, тщетно пытаясь вогнать металлические штопоры в плотный, каменистый грунт. Понятно, наш техник Евгений нервничал и произносил разные крепкие слова в расчете на то, что его, кроме нас, никто не понимает. Один из стоящих рядом австрийцев, плотный солидный господин, на сносном русском языке вдруг посочувствовал: «Что, Иван, не получается?» На это наш техник в сердцах ответил: «Черта с два здесь вкрутишь!» Австриец о чем-то сосредоточенно подумал, потом достал из кармана блокнот и авторучку и с любопытством спросил: «Что есть «чиортаздва»? Мне незнакомо это слово». Евгений сначала оторопел, но быстро нашелся и, пнув ногой штопор, ответил: «Так называется эта штука».

Австриец поблагодарил его и аккуратно записал новое слово в блокнот. Мы посмеялись и скоро забыли эту историю. И вот когда мы начали уже выруливать к взлетной дорожке, вдруг видим — бежит этот господин рысцой за АН-2 и кричит теперь уже нам непонятные слова: «Эй, русские! Черта с два!». Тычинский в недоумении остановил машину.

Задыхаясь от бега, австриец взволнованно сообщил:

— Вы забыли... забыли... этот свой черта с два! — и показывает на оставленный второпях штопор... Мы так хохотали, что вежливый господин даже обиделся. Пришлось нашему технику выйти из самолета и сознаться во всем. Теперь уже смеялись все.

Летим на восток, под нами Альпы и голубой Дунай. От одной только мысли, что возвращаемся домой, хочется петь. На весь эфир. Правда, в инструкции по радиообмену это не предусмотрено, но все же решаюсь нажать на кнопку передатчика:

— Эх, дороги, пыль да туман...

Отпускаю кнопку, слушаю, что скажет командир лидера. Василий сочным басом подтягивает:

— Холода, тревоги да степной бурьян...

В его бас хорошо вплетается тонкий голосок Наташи. И вот мы уже все трое с чувством поем о том, что «кругом земля чужая, чужая земля», а наши мечты, опережая самолеты и песню, летят к самому дорогому, что есть у человека, — родному краю.

Глава IX

Попробуй выполнить свой долг,

и ты тотчас узнаешь, что в тебе есть.

Гете

Не знаю, почему в народе високосный год связан с печальными приметами. Но как бы там ни было, я вынужден признать, что високосный 1968-й принес мне и моим друзьям больше огорчений, нежели радостей.

В январе получил письмо от Валерия Шамова из Томска: «Тебя здесь с нетерпением ждут. Очень гордятся твоим вниманием и заботой о нашем клубе. Прилетай...»