Я люблю тебя, небо

— Товарищ начальник! Материальная часть к полетам подготовлена. Постоянный и переменный состав построены для предполетной подготовки.

Наблюдаю со стороны за Шамовым. Начал правильно: поздоровался, спросил о самочувствии, довел прогноз погоды, плановую таблицу полетов, уточнил задачи, особенности разбивки старта — с левым кругом летают самолеты спортивного звена, с правым — планеры... Вот это, пожалуй, зря — слишком большая насыщенность, небезопасно. Надо будет потом подсказать Валерию. А он, неуклюжий в своих зимних доспехах, уже подскочил к технику и сцепился с ним в горячей полемике. Исчезла начальственная солидность и весомость слов, в голосе — мальчишеский задор и нетерпимость. Напрасно, Валера, не горячись! Да, трудно быть начальником аэроклуба в 27 лет. Воспользовался паузой — отозвал в сторонку:

— Слушай, а ведь одновременные полеты планерного и самолетного звеньев — явление ненормальное и идут в разрез с руководящими рекомендациями.

— Да, но в исключительных случаях, по решению начальника, такая организация полетов допускается.

— Однако у вас, я смотрю, каждый день такие исключительные случаи

— А разве аэроклуб «Мечта» не исключительный случай?

— Исключительный, согласен. Но наставления по производству полетов, написанные кровью летчиков, едины для всех: и для генералов, и для рядовых летчиков, и... даже, для начальников исключительных аэроклубов... Не торопись, Валера.

Летный день подходил к концу, когда после очередной посадки я услышал в наушниках команду Бурцева:

— 217-й! Зарулить!

— 217-й понял.

В квадрате — большая группа молодежи: с очередным автобусом приехали «республиканцы», работники телестудии.

Подходит Шамов:

— Володя, еще разик покажи землякам, как работают члены сборной...

У меня вдруг почему-то гулко забарабанило сердце, зазвенело в ушах от прилива крови. ...Эх, ребята, родные вы мои. Да с вами — и мне восемнадцать, не больше!

Выруливаю на «исполнительный». Полный газ — и замелькала снежная полоса в полуметре от самолета. Набрал максимальную скорость — р-раз! — рухнули под ноги сосны и ели, раздвинулись дали, встала набекрень линия горизонта. Развернулся на аэродром — на снегу маленькие фигурки машут руками. Выполняю «полубочку»: теперь сверху у меня земля и маленькие фигурки, внизу — небо. Впрочем, это самовнушение — все остается на своих местах, а я вишу на ремнях вниз головой, и шея моя вытягивается, как у гуся. В быстром темпе с наслаждением выполняю десятка три фигур, затем захожу по посадочным знакам и точненько притираю самолет у «Т». Ребята замерли от неожиданности. Запомнились глаза молоденькой девушки: голубые-голубые с предлинными ресницами. И ее голос:

— Ой, мамочки, как здорово!

26 января в моей кемеровской квартире зазвонил телефон.

— Здорово, старик! Шамов говорит. Жди нас денька через два, прилетим переучиваться на АН-2.

Голос энергичный, веселый: Валерка всегда веселел, когда подваливала летная работенка. Я представил себе Шамова на другом конце провода, подвижного, улыбающегося, с сияющими глазами — человека, безмерно любящего жизнь, работу и людей.

Таким он и остался в моей памяти, в моем сердце, дорогой мой человек... 27 января 1968 года при выполнении очередного тренировочного прыжка с парашютом Валерий Игоревич Шамов трагически погиб.

В авиации учатся на горьких уроках. Делают выводы, чтобы не повторять трагических ошибок. Ради жизни и людей. Вот письмо, которое я послал томским спортсменам-летчикам:

«Пишу вам, а говорю с ним, поэтому постараюсь быть предельно искренним и откровенным, ведь он так не любил фальши. То, что вы делаете — сродни Комсомольску и Запсибу, и вы обязаны довести это дело до конца. Понимаю, что после гибели Шамова задача резко осложнилась. Чтобы не допустить ошибок в дальнейшем, надо понять, разобраться, почему так получилось. Валера погиб из-за низкой организации полетов и парашютных прыжков, из-за своей слабой подготовленности в данный день, к данному злополучному прыжку. Почему? Потому, что он не имел достаточного опыта инструктора, методиста. Он понимал это и торопился взять все сам с ему только присущей энергией и жадностью к жизни. Но в авиации спешить нельзя. Гибель Шамова (или другого на его месте) не случайна при ваших условиях работы, при вашем подходе к делу, при ваших взаимоотношениях. И моя с вами вина в том, что мы не могли предотвратить все это. Каким образом?