Читаем Я люблю тебя, небо полностью

...Война. Горящий «харрикейн» врезается в мелколесье. Страшный удар выбрасывает летчика из кабины. Без сознания, истекая кровью, лежит он под знойными лучами полуденного солнца. Первое, что увидел, когда пришел в себя, — ухмыляющегося фашиста. «Значит, плен!» — обжигает мысль. Рука потянулась к кобуре за наганом. Хотел застрелиться, но кобура была уже пуста. Прикладами заставили подняться. Повели. Каждый шаг — жгучая боль в простреленной ноге. Каждый шаг — вечность. Как оказался в колонне таких же неудачливых, не помнит. Помнит только заботливо подставленное крепкое плечо молодого солдата. Спасибо, друг! Потом был короткий привал. Шумилов сидел на земле, прислонившись спиной к стволу израненной осколками снарядов березы. Последние силы покидали его. Понял, что дальше идти не сможет. Значит — смерть. Как просто. Сейчас подойдет вот тот ухмыляющийся немец и небрежно, не целясь, выстрелит. А ему всего двадцать два, и жизнь вся еще впереди. Шумилов смотрит на маленькое облачко, одиноко повисшее над жнивьем, оно неуловимо меняет свои очертания, дышит восходящими от прогретой земли потоками, постепенно рассасывается, исчезает, растворяясь в ультрамариновой сини неба.

Но вот вместо облачка возникает сытое лицо немца, в бесцветных равнодушных глазах Шумилов читает свой приговор: «Не пойдешь дальше — останешься здесь навсегда!» Не спеша фашист поднимает карабин. Шумилов не смотрит на смертоносный кружок, он смотрит в глаза врага. Смотрит, как на бешеную собаку, которая вот-вот должна укусить. Немец секунду медлит — это спасает Шумилову жизнь. На дороге заскрипела телега. Немец кивком головы подзывает старика-возницу и двух пожилых женщин, те торопливо укладывают летчика на мягкое, пряно пахнущее сено.

Два месяца пробыл Шумилов в плену, ровно столько, сколько потребовалось, чтобы немного оправиться после ранения и собраться с силами для дерзкого побега из концлагеря. Не такой он был человек, чтобы позволить посадить себя в клетку.

Снова фронт, снова рядом с Шумиловым боевые друзья, самые верные, самые надежные... Трудна дорога к победе. Многих друзей не досчитался 9 мая 1945 года Шумилов, а сам вот уцелел, выстоял, победил.

А сейчас ему очень обидно и горько чувствовать свою беспомощность перед проклятой болезнью. И как это, должно быть, страшно — считать немногие оставшиеся дни и часы жизни!

Последние слова беседы с Владимиром Евгеньевичем врезались в сердце навсегда: «Запомни сам и передай ребятам — в авиации нет ничего страшнее, чем ложная самоуверенность в том, что ты все постиг. Путь к совершенству только один — учеба, ежедневная и кропотливая».

В конце марта некрологи в газете «Советский патриот» и журнале «Крылья Родины» сообщили о преждевременной кончине Владимира Евгеньевича. Во всех концах страны с грустью и болью встретили эту печальную весть сотни его воспитанников. Многим он был вместо отца.

Опытные асы и молодые спортсмены взволнованно и скорбно говорили о покойном на коротком траурном митинге. Слова их шли, казалось, из самого сердца — так просты и жгучи были они. А когда в могилу полетели пригоршни земли, небо содрогнулось от громового раската — это ученик Шумилова Слава Лойчиков не самолетом, грудью своей, пробил звуковой барьер, салютуя своему учителю.

Пройдут годы, время залечит душевные раны, но, как и сегодня, каждый из нас с гордостью будет говорить — я учился у Шумилова, замечательного тренера и настоящего Человека.

Глава X

Слава, не надо, не трогай живых,

Что ты о людях знаешь?

Даже сильнейших и лучших из них

Ты иногда убиваешь.

Расул Гамзатов

Полет по любому из упражнений программы чемпионата мира длится немногим более десяти минут, а подготовка к нему занимает годы и предопределяет успех или неудачу выступления. Как сконцентрировать знания, умение и волю спортсмена, полученные им за время учебного года продолжительностью в 363 дня, 23 часа и 50 минут, в оставшиеся 10 минут выступления, когда удесятеряется ритм жизнедеятельности человека, когда отсчет времени идет по долям драгоценных секунд, наполненных огромной затратой физических и духовных сил? Квалифицированный ответ на этот вопрос стал бы большим подспорьем в достижении высоких спортивных результатов.

Жизнь спортсмена летит по замкнутому циклу, состоящему из трех этапов. Первый — период тренировок и всесторонней подготовки к выступлениям. Он мне больше всего по душе: строгий режим, строгий контроль своих действий, поступков и даже чувств Мышцы наливаются силой, оттачивается мастерство, крепнет воля к победе — идет творческая работа.

Второй этап — участие в соревнованиях — самый ответственный, самый трудный. Это экзамен на спортивную зрелость.

Третий период менее приятный — время спада духовных и физических сил, особенно когда проигрываешь, время анализа и скрупулезного изучения пройденного пути.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное