Я люблю тебя, прощай

Ежу понятно — Мацеку вовсе не мальчики нравятся, а бабы. Так глазами и ест. А видали бы вы, как девчонки в лавке на него пялятся! Сам слышал, как одна шептала другой: «Классная задница». Ну уж он с ними и заигрывает! Тихий-тихий, а своего не упустит. Бабник, в общем. В хорошем, то есть, смысле.

Я тоже не прочь быть бабником.

Только вот чего это он на миссис Маклеод запал? Она же такая важная. И больно чистенькая, до тошноты. Не говоря уж о том, что замужняя дальше некуда. А Мацек все стоит, будто его пыльным мешком огрели.

— Она замужем за моим учителем английского, мистером Маклеодом.

— Что? Что говоришь ты? — Мацек хлопает глазами, будто только что проснулся.

— Я говорю — мистер Маклеод. Отнял у меня телефон на прошлой неделе. Гад.

— Кто?

— Ладно, проехали. Не бери в голову. — Я убираю щетку и приглаживаю волосы. У Мацека в подсобке висит зеркальце.

— Ладно, не буду брать в голову.

— Мацек, увидимся в субботу?

— Да, это хорошо, Сэм.

Нравится мне Мацек; пожалуй, сейчас он мой лучший друг. Толковый мужик и все такое. Только в автобусе, пока ехал домой, я все думал: черт, почему же Мацек втюрился в жену мистера Маклеода? У нее и титек-то нет.

Октябрь

Эвантон

Если каждый день подобен целой жизни — с рождением, зрелостью и смертью, — то в каждом жителе городка заключен весь род человеческий. Крепкая на первый взгляд семья порой вовсе не крепка, а изломанная личность на поверку оказывается цельной натурой.

Тихой безветренной ночью или на заре слышно, как дышит Эвантон. Зимой — с хрипотцой, весной — прерывисто. У города есть сердце, и биение его ни на миг не прерывается.

Помните, как в Лондоне открыли мост Тысячелетия? Через день его пришлось закрыть — он опасно раскачивался. Инженеры, получившие баснословные гонорары, не учли, что толпа людей уже через пять секунд принимается шагать в ногу, от чего мост начинает вибрировать. Тогда люди стараются приноровить свою поступь так, чтобы это исправить, и… раскачивают мост еще сильнее. То же делают и эвантонцы. Приезжие, старожилы, молодые и старые. Каждый день они отправляются в школу и на работу, потом возвращаются домой, и уже через три секунды их сердца стучат в такт. И неважно, замечают ли они друг друга. Прислушайтесь. Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук!

Когда эвантонец влюбляется — как полюбил Мацек, как полюбит Аня, — пульс по меньшей мере на три недели становится лихорадочным. Как правило, громкое сердцебиение только на пользу городу. Хотя, увы, это скоро проходит.

Аня

Беременные повсюду, натыкаешься на них на каждом шагу. В раздевалке их сразу пятеро, с животами всех размеров. А я по-прежнему в единственном числе, несмотря на мой график благоприятных для зачатия дней. Месячные необычайно скудные, но тем не менее регулярные. Никогда еще я не занималась сексом так часто. Нет, я не жалуюсь. Я вообще по характеру не нытик — я ответственно отношусь к собственной жизни.

Секс с целью зачать ребенка — это совсем другое. Это импонирует моей практичности. Теперь все совершается не даром. Сегодня первый из удобных для зачатия дней. На этой неделе я должна забеременеть.

А сейчас я плаваю, стараюсь поймать тот бездумный, завораживающий ритм, который всегда успокаивает меня. И не могу. Музыка не дает. Плыву потолковать со спасателем. Знакомое лицо. Где-то я его уже видела. Но не на скамейке спасателя, где-то еще. Ему явно не дает покоя моя грудь — хочется посмотреть, а не видно. Глаза его скользят по моим выступающим из воды плечам, шее, и что-то неуловимое читается в этом рассеянном взгляде. Чувствую, как этот спасатель глазел бы на меня, имей он такую возможность. Купальник у меня более чем скромный — цельный, черный, — но я кожей, словно на мне вообще нет никакого купальника, ощущаю его пристальный взгляд, пусть он и не смотрит на меня.