Я люблю время (Сказка-ларец)

— Нет. Нет. Мне никуда не пора. Мальчики… господа, не бросайте меня, мне страшно. Муж у меня в рейсе, никто меня не ждет. Пожалуйста, ну пожалуйста, можно я с вами?

Теперь мужчины переглянулись уже с улыбкой.

'Что значит — женское чутье: чувствует она, что ли, что морок на ней висит?..

И как его теперь снимать? Кто из нас себя этим обнаруживать будет, а?'

— Да мы будем просто счастливы пьянствовать, осененные такой безупречной красотой. Предлагаю переместиться в…

- 'Денежки медовые'!

— Да ну, Света, только не туда, там всегда накурено, а мы с Филом некурящие.

- 'Денежки'? Слышал, но не бывал… И не тянет, откровенно говоря.

— А я бывала. В 'Денежках' прикольненько и относительно недорого. А еще мне такие чудеса рассказывали, не знаю, врут, или правду говорят… Там несколько лет назад…

— Нет, я предлагаю в 'Еруслан' на Петроградской, на Большом проспекте. Маленькое кафе без вывески, пару лет назад в нем повар сменился, и блюда почему-то стали очень вкусные. И недорого. Судачок запеченный, мясо по-французски…

— "Еруслан", так "Еруслан". Для начала сойдет. Да, Света?…

— Я согласная. — Света прижала к груди согнутую в локте руку, хихикнула и махнула одной ладонью, уверенная, видимо, что эта ужимка добавит ей привлекательности и шарма. — Уй, что-то я так есть захотела! От переживаний. Ой, а как же быть? У меня же диета.

— Диета подождет более удобного случая.

— Диета! Диета — это кратковременная попытка жить долго, невкусно и по чужим рецептам. Тебе оно надо? Чур, теперь я за машину плачу, надеюсь, что при окончательном расчете бескорыстие и широта души мне зачтутся.

— Снова ты? Респект! Место столоначальника на глазах совершенствует твои личностные качества, я бы прямо сказал — шлифует! Обязательно зачтутся, и я похлопочу, чтобы даже с процентами, великодушнейший из паладинов фондового рынка… Тогда ты опять впереди, а мы со Светой — марьяжными пассажирами!

— Ты, вероятно, хотел сказать вальяжными?

— И вальяжными, и марьяжными.

Х`эх! В 'Еруслан', да?… 'Да, либо у Фили с конспирацией хорошо, либо у меня чересчур плохо' — подумал Велимир… — 'Либо наоборот.' Он бывал пару раз в этой кафешке и, пожалуй, понимал привлекательность ее для деятелей типа непростых, очень непростых, типа Филарета. Если смотреть из окон кафешки почти в перпендикулярную даль, самую чуточку скошенную, а до этого снести к чертовой матери все деревья, дома и иные строения, чтобы они взгляду не препятствовали, то обладающий определенными способностями чувак легко рассмотрит зарево, показывающее место, откуда бьют чудовищные — силы-не-силы, энергии-не-энергии — возможности, да возможности, которыми опять же, способен воспользоваться далеко не каждый… человек. Да, именно человек, ибо трудно жить и действовать в человеческом мире и в человеческом обличье, но не ощущать себя человеком. Трудно и глупо. И кафе стоит на одной из — магистралей-не-магистралей — да хоть трубопроводом ее назови, это не важно ничуть, — которая магистраль расходится от заветного места и несет на себе некий даровой заряд… вот этой самой фигни.

Еще точнее, прямо на этой магистрали, в десяти метрах рядом, была другая забегаловка, 'Мамочкины салатцы', но ее уж нет на белом свете.

Водила попался опытный и знающий, он отмахнулся от советов Велимира, только уточнил пункт назначения и ровно через двенадцать минут окончательно нажал на тормоз.

— Сейчас… сдачу!

— Брось. Возьми всю стоху, командир, празднуем ныне. — Шофер согласно кивнул головой, буркнул счастливое пожелание, и через десять секунд только облачко смога напоминало, что здесь вот только что дребезжала старая черная "Волга"… Такой и сдачу отдал — не дрогнул бы, не матюгнулся бы в спину…

- 'Празднуем нонче' — хорошо сказано, Фил, по-нашему, по-крестьянски. А на чай даешь — словно графских кровей насосался, величаво.

— Спасибо за похвалы. Но и ты, Велимир Леонидович, не из лапотных крестьян уезда Терпигорева: учтивая речь, княжеская осанка.

— Да я и вообще маркиз по жизни, типа…