Я, Лунин…

В ответ Лунин промолчал. Всю оставшуюся дорогу до города он смотрел в окно на мчащиеся куда-то ему за спину ели и сосны и думал о том, что заканчивающийся день был для него одним из самых неудачных за последнее время. Возможно, он был так же плох, как и тот, три месяца назад, когда весь израненный, еле живой Лунин был в бессознательном состоянии доставлен в реанимацию. А быть может, он вышел гораздо хуже. Тогда, три месяца назад, теряющий сознание Илья знал, что все худшее уже произошло и ему надо всего лишь немного потерпеть, чтобы стало лучше. Теперь же понять, когда закончится начавшаяся с самого утра черная полоса, не представлялось возможным. Может быть, подумал Лунин, ему стоит опять, как и три месяца назад, закрыть глаза, расслабиться и отключиться. А когда он вновь придет в себя, вокруг будет светло, ярко от лежащих на прикроватной тумбе апельсинов и тепло от Светочкиной улыбки. Илья тихо, чтобы не услышала Шестакова, вздохнул. Три месяца назад все было гораздо проще. И Светочка была рядом с ним. А теперь… Надо, конечно, ей позвонить, обязательно надо.

«Хайландер» послушно дожидался появления своего хозяина возле автозаправки на выезде из города. Вяло попрощавшись с Ириной, Лунин пересел в свою машину. Приехав домой, он вывел на прогулку Рокси и добрых пятнадцать минут стоял посреди пустого двора, наблюдая за тем, как резвится насидевшаяся в пустой квартире болонка. Вернувшись в квартиру, Илья покормил Рокси и открыл дверцу холодильника. Пачка пельменей по-прежнему занимала свое место в морозильном отделении. Поняв, что аппетит исчез куда-то вместе с настроением, Лунин захлопнул холодильник и пошел в спальню. Он долго ворочался на кровати, перекатываясь с боку на бок. Спустя час, поняв, что сон не идет, он в одних трусах вернулся на кухню, неся под мышкой прихваченный у тетки томик Монтеня, и поставил на плиту кастрюлю с водой.

Пока вода закипала, Илья бесцельно перелистывал страницы пухлого фолианта, изредка останавливая свое внимание на заголовках. Высыпав в кастрюлю все пельмени из килограммовой упаковки, Лунин открыл наугад одну из страниц. Смысл большинства фраз показался ему слишком туманным, но одно предложение заставило его задуматься. «Нет попутного ветра для того, кто не знает, в какую гавань он хочет приплыть». Может быть, все его сегодняшние проблемы только из-за того, что он сам не понимает, чего хочет добиться? Помнится, не так давно он уверял Шестакову, что его задача вовсе не доказать невиновность брата, а найти настоящего убийцу. Но в таком случае он вполне может быть доволен. Преступник признался в своем злодеянии. Все. Финиш. Приехали. Ирине останется выполнить некоторые формальности, и дело можно будет передавать в суд. Ну а суд, по своей сути, это еще одна, солидно обставленная формальность. Любой следователь заранее может предсказать срок, который получит обвиняемый с точностью плюс-минус год. Конечно, иногда из этого правила случаются исключения, но это вовсе не потому, что в каких-то делах следователь плохо поработал. Таким образом судебная система всего лишь подает слабый, беспомощный сигнал о том, что она еще жива. Но подобными сигналами судьи не злоупотребляют, ибо понимают, если слишком часто давать знать о том, что ты еще жив, непременно найдется кто-то, кто эту оплошность постарается исправить.

Так что судьбу Анатолия предсказать теперь совсем не сложно. Ну а то, что Головков-старший оказался ни при чем, это ведь его, Лунина, как представителя закона, должно радовать. Вот был бы казус, если вдруг выяснилось, что начальник районного уголовного розыска еще и убийца беззащитной девушки.

Спохватившись, Илья выключил плиту и шумовкой выложил в тарелку примерно половину из плававших в кастрюле разварившихся пельменей. Добавив к этому изобилию изрядное количество кетчупа, Лунин вновь уселся за стол. Ему показалось, что, отвлекшись на кипящую кастрюлю, он упустил из вида что-то важное, какую-то мысль, которая, несомненно, могла ему помочь. Вот только теперь он не знал, что это была за мысль и, уж тем более, какая от нее могла быть помощь. О чем он там думал? «Нет попутного ветра…» Нет, об этом думал Монтень. Тогда о чем, о формальности отечественного правосудия? О судьбе брата? О непричастности Головкова? Нет, мысль звучала иначе. Он подумал, что Головков-старший ни при чем. Именно старший. Но если в ночь убийства эта калитка скрипела так же отчаянно, как и сегодня, значит, кто-то ею воспользовался. Но кто это мог быть, если подполковника не было дома? Ответ напрашивается сам собой. Головков был дома в тот вечер и открывал эту чертову калитку. Только это был не Головков-старший. Это был его сын.

Глава 23, в которой Лунин расстраивает сразу двух женщин

На следующее утро Лунин заявился в кабинет Шестаковой, держа в руках белый шуршащий пакет с логотипом местного супермаркета.

— Я тортик купил, — Илья водрузил пакет прямо на письменный стол, — йогуртовый. Говорят, очень вкусный.