Я, Лунин…

— Вот это правильно, — тут же повеселел Головков, — я бы вам еще рюмочку предложил, но знаю, вы у нас женщина принципиальная, за рулем употреблять не позволяете, так что иду ставить чайник.

Во время ужина говорил в основном хозяин дома. Михаил Эдуардович, у которого год назад умерла жена, жил один в просторном, рассчитанном на большую семью доме и, судя по всему, был очень рад, что кто-то хоть ненадолго скрасит его домашнее одиночество. Лишь за чаем Ирина наконец рассказала о полученном ею от Лунина признании и изумилась, увидев, как моментально ожесточилось только что добродушное лицо Головкова.

— Признался, значит, соседушка, — с нескрываемым удовлетворением процедил подполковник. — Если бы вы, когда его взяли, в отдел на пару часов позже приехали, он бы у нас раньше во всем покаялся.

— Если бы я на пару часов приехала позже, ваши опричники забили бы его до смерти, — укоризненно покачала головой Шестакова.

— Не забили бы, — небрежно отмахнулся Головков, — они у меня дело знают. И потом, почему опричники? Я вам что, Малюта Скуратов? Мы ведь, Ирина Владимировна, за закон радеем. Как умеем, конечно. Может, иногда и слишком сильно стараемся, но вы все же моих ребят не обижайте.

— Их обидишь, — вздохнула Ирина. — Михаил Эдуардович, все собиралась спросить, когда я была у вас в кабинете, на следующее утро после задержания Лунина, мне показалось, что вы это дело как-то слишком близко к сердцу приняли. Или не показалось?

— Не показалось, — после небольшой заминки буркнул Головков. — Дашка эта, Мещерская, она раньше с Ромкой, сыном моим, встречалась.

— Давно? — Шестакова попыталась сделать удивленное лицо.

— Да как давно, года два назад она на лето к родителям из университета приехала, ну и где-то они с Ромкой пересеклись. Подробности он мне не рассказывал. Больше года у них все хорошо было, потом начали цапаться постоянно. Я поначалу думал, что это мой оболтус чудит, а потом оказалось, что Дашка с Луниным шуры-муры закрутить успела. Уж не знаю, что она нашла в этом лавочнике, но в конце концов они с Ромкой окончательно разбежались.

Головков машинально провел рукой по горлу и обернулся на шкаф, в котором хранил запасы алкоголя. Взглянув на Шестакову, он тяжело вздохнул и остался сидеть на месте. Выпить можно было и позже, когда гостья уйдет.

— Любил Ромка ее, — покачал головой Михаил Эдуардович, — сильно любил. Когда Дашка с ним порвала, две недели пил как чумной. А у него же квартира своя в городе, он там живет. Пришлось его оттуда вытаскивать, сюда везти да под замок сажать, а то никак остановиться не мог. Три дня он у меня тогда в подвале просидел.

— А сейчас? — тихо спросила Ирина, не сводя глаз с лица Головкова.

— Что сейчас? — Подполковник вновь обернулся и посмотрел на стоящий у стены шкаф со стеклянными, затемненными дверцами, сквозь которые смутно виднелись пузатые бутылочные силуэты. — Сейчас он поклялся мне, что будет вести себя достойно, как мужчина. Хотя, конечно, тяжко ему. Он ведь по Дашке до последнего дня сох, все надеялся, что она вернется к нему.

— Почему же вы мне об этом раньше ничего не говорили?

— Зачем? — Головков угрюмо посмотрел на Ирину, так, что от его тяжелого взгляда она почувствовала себя неуютно. — Чтобы ему еще больше нервы измотали? Я что, нашу систему не знаю? Попадешь в жернова — не выскочишь, пока тебя в порошок не измелют. Я к вам, Ирина Владимировна, со всем уважением, и человек вы душевный, и следователь замечательный, но это все не важно. Важно лишь одно — попал человек в дело, надо, значит, допросить его по полной программе, а лучше разика три, глядишь, он где и запутается. Знакомых всех его потрясти, алиби попроверять. Так ведь? Я и сам знаю, что так. Порядок такой. Но зачем мне этим порядком следовать, если я знаю, кто Дашку убил? Ну теперь, слава богу, и вы убедились.

— Интересная у вас логика. А если бы Лунин не признался, и дальше молчали?

— Молчал! — убежденно выдохнул подполковник. — У меня сын один, других родственников больше нету, все поумирали уже. Так что хотя бы этот пусть поживет спокойно.

— Удивительно, — вздохнула Шестакова, поднимаясь из-за стола. — Вы же начальник уголовного розыска! Неужели не понимали, что здесь все на виду, и про отношения вашего сына с Мещерской мне непременно кто-нибудь да расскажет. Удивительно, что родители Дарьи не сказали мне об этом.

— А потому как они тоже понимают, кто их дочь жизни лишил. — Головков тоже встал, медленно вытер рот тыльной стороной ладони. — Вы нас покидаете, Ирина Владимировна? Никак я вас чем-то обидел?

— Время позднее, — Ирина постаралась выдавить из себя улыбку, — а еще надо до дому добраться.

— Ну что же, пойдемте, провожу вас, — вздохнул Михаил Эдуардович, — думаю, до дому доберетесь без проблем, я обычно за десять минут до города доезжаю.

Усмехнувшись, он широко распахнул перед Ириной входную дверь. Выйдя из дома, Шестакова спустилась по ступеням крыльца и тут же услышала, как загудел электропривод ворот.

— Михаил Эдуардович, — решившись, она обернулась к Головкову, — сделайте одолжение, откройте для меня вашу калитку.