Я, Мая Плисецкая

Но ночью у меня поднялась температура. Глотать больно. Ангина. Репетиция розового света с оператором отпала сама собой. Через неделю, потяжелевшая от постельной лежки, закутанная в шарфы, я приехала на ночную съемку на Мосфильм. Откладывать дольше нельзя. Декорацию хором Хованского в павильоне ломать должны. Строева, хотя и видела мой жалостливый вид, все же слабо попыталась настоять на „TOPLESS". Я отказалась. Сексуальная революция бесславно провалилась, и я снялась в своем привычном театральном костюме.

В театре все текло своим чередом. Я много была занята в репертуаре. Время от времени услаждала именитых визитеров „Лебединым", другими балетами. Концертов теперь брала меньше. Начала репетировать вторую версию „Каменного цветка" Прокофьева. Все у нас в театре по два-три раза переставлялось. Делала новокаиновые блокады в институте Вишневского - опять свое колено лечила.

В театре стали возбужденно судачить о трехмесячном туре по США.

В Москву приехал Сол Юрок - наметить репертуар, определить солистов, собрать материал для рекламы. Знаю, что настойчиво спрашивал обо мне. Пустят ли? Уговаривал Министра. Думал, что в нем дело, не в КГБ. Дурачок!.. Предлагал поручительство. Отвечали: сложный вопрос. Можем подвести. Давайте рекламу на других...

И вдруг гром среди ясного неба. С треском снимают Серова. Проворонил, удалец, шпиона Пеньковского, открыв-

шего противникам все сверхсекреты советского ракетного н топлива. Вместо слежки за матерым шпионом-полковником › упрямо гонял молодчиков КГБ по моим никчемным балетным следам. Дежурных дармоедов по три раза на дню ме-t нял!.. Во, ряхи нарастили, бездельники! Где ж твой нюх ком-мунячий, скотина?!

На трон предводителя КГБ посадил Хрущев Шелепи-на, следующего после Михайлова комсомольского фюрера. Этот самый Шелепин отплатит в 1964 году сторицей своему благодетелю Никите Сергеевичу. Отстранит его от власти, под домашний арест засадит.

Я с Шелепиным на один из молодежных фестивалей вместе ездила. В том же самом поезде. На обратном пути после чемпионских пиво-водочных возлияний прогуливался комсомольский вождь по тамбурам поезда в одном исподнем и спущенных по щиколотку носках, шлепавших и хлюпавших, как ласты пловца. Инспекцию вверенного коллектива производил. „Посланцы советской молодежи", населившие фестивальный поезд, умильно поглядывали на своего руководителя и нежно величали его за глаза Шуриком.

И вот „железный Шурик" наверху большевистской иерархической лестницы, глава Органов...

Не начать ли мне по новой правду искать? Как-никак о моем „Лебедином озере" с „железным Шуриком" мы толковали...

За окнами Кутузовского - зима. Москва-река замерзла. Снег кругом. От людей и от машин пар валит. Новый год грядет.

Справлять будем на Кутузовском. У Бриков. С 1959 года новогодняя ночь у Лили Юрьевны стала для нас с Щедриным традицией. Добрых полтора десятилетия мы свято соблюдали ее.

Под самый Новый год в Москву приехал Луи Арагон с Эльзой. И они будут у Лили на Кутузовском.

31 декабря 1958 года. Вечер. Через несколько часов пятьдесят девятый пробьет. Поднявшись в лифте, заслеженном

талыми снежными разводами и елочной иглой, звоним в 431-ю квартиру нашего Кутузовского дома. Катанян в черном приглядном сюртуке открывает дверь. Арагоны уже там. Потоптавшись в узкой передней, проходим к запруженному в переизбытке деликатесами столу. Кинто с кружкой пива на картине Пиросмани завидуще щурится на ломящуюся на блюдах снедь. Лилина работница Надежда Васильевна тащит из кухни гору дымящихся румяных пирожков собственной выпечки.

У каждого прибора подарок стоит. У меня - флакон духов Робера Пите „БАНДИТ". У Щедрина - мужской одеколон „Диор" и последняя французская пластинка Стравинского. Это Эльза Юрьевна - Дед-Мороз подарки из Парижа привезла. С тех пор я предпочитаю запах „БАНДИТА" всей иной парижской парфюмерии. И запах чуден, и память дорога...

В застольном разговоре не обходим молчанием и мой шестилетний „ЗАПРЕТ НА ЗАПАД".

Арагон негодует - темперамент у него взрывной и бешеный. Говорит, что намечается встреча его с Хрущевым. Связь с ним держит помощник генсека по делам литературным и прочим министерствам муз Владимир Лебедев (всю жизнь Лебедь от Лебедевых зависит).

Я кома раду Лебедеву все расскажу. Ответа потребую. Хрущеву пожалуюсь, - коверкая русские слова, сердится Арагон.

Его русский язык потешен и дробен. В начале слова, которое западает в памяти, он стремительно перебрасывается на французский. Лиля тогда нам переводит.

Она со своей стороны полагает, что надо составить умнющее письмо Хрущеву, которое Арагоша (так она шурина величает) из рук в руки и передаст.

Серов против Вас предубежден был. Злодей! Глупец! Новый поначалу добрячка захочет сыграть. Для разговоров. По Москве...

Двенадцать ударов. В бокалах шипит и пенится шампанское „Вдовы Клико". Опять же из Эльзиного багажа. Все

двенадцать ударов Арагон, не мигая, смотрит в глаза Эльзе. Лиля - на Васю. Мы с Родионом, обезьянничая, - друг на друга...

Чокаемся.

Целуемся.

Будет ли новый год к нам добр?..

Глава 31

Я ЕДУ В АМЕРИКУ