Я, Мая Плисецкая

С двадцатых годов времени прошло немало, и теперь, в шестидесятые, мадам Лотар стала глуховата, забывчива и временами могла понапутать. Я немножко сердилась, старалась больше прибегать к помощи Эльзы и, бывало, оставляла без внимания Лотаровы оповещения. В ее очередном невнятном сообщении было: некая кинодива (фамилию я толком не разобрала или пропустила мимо ушей) желает со мной свидеться. Для этого она специально прибывает на вечер в Париж - посмотреть представление и поговорить со мной.

Когда после последних поклонов я, усталая, медленно снимала грим, купалась в душе, Лотар нетерпеливо теребила меня, дескать, опаздываем, поторопитесь. За шумом воды имя кинодивы вновь прошло мимо моих ушей.

Погруженная в свои мысли, я вошла с Лотар в притемненную боковую залу „Maxim's", где никого, как мне показалось, не было. Из-за дальнего столика поднялась и пошла мне быстро навстречу... Ингрид Бергман. Обняв, заговорила по-французски. Лотар переводила десятую часть слов. Жизненные ритмы у Бергман и Лотар не совпадали. В глазах у Ингрид стояли слезы:

Вы рассказали о любви без единого слова. У вас божественные руки. Меня покинуло ощущение времени. Я читала,

что вас преследует русское правительство. Наши с вами фотографии были в американском „Бог", на одной и той же странице Вы в красно-кровавом хитоне, мое лицо - на обороте. Случайно на свету канделябра увидела нас совсем рядом, вместе. Мы должны были встретиться. Это судьба. Бегите от коммунизма. Я вам помогу...

Передаю смысл ее слов. Повторяю, так или почти так звучали они по-русски из уст мадам Лотар

Говорю, что потрясена встречей, она неожиданна для меня, видела ее фильмы, как она красива и величественна...

Какие фильмы вы видели?..

От волнения и внезапности - мы все еще стоим в центре притемненной залы - называю лишь один: „Газовый свет".

Я видела его дважды на закрытом просмотре в Московском доме кино. Смотрела, конечно, что-то еще - лицо Бергман отличила вмиг, - еще несколько фильмов... Но память позорно застопорилась. Мямлю, не могу вспомнить.

Только „Газовый свет"? Это было так давно. А „Любите ли вы Брамса" - видели?..

Никакого „Брамса" я не видела, заграничные фильмы в те годы у нас показывали редко. Лишь на закрытых просмотрах в Доме кино что-то изредка шло. Но, отведя глаза, киваю: видела, конечно, видела...

- А „Анастасию" видели? Это же о России... Теперь говорю правду: нет, не видела.

Бергман поникает. Ведет меня к столу. Там сидит сосредоточенный господин. Но кто он, что он - не выясняю. Муж? Друг?..

До конца ужина сосредоточенный господин почти не проронил ни слова. Говорила лишь Ингрид. Лотар еле поспевала за ней. Бергман рассказывала об Анастасии, ее мистической судьбе, о вере своей в эту красивую легенду, чудотворное избавление, о России, которая Ингрид постоянно манила, о мечте сыграть „Анну Каренину" - по-своему, по-иному.

А вам хотелось бы ее сыграть? А станцевать ее можно? Без слов вы сможете рассказать ее драму?..

В шестьдесят втором, когда Джон Кеннеди принимал в Белом доме труппу Большого, Жаклин приветствовала меня словам и:

Вы совсем Анна Каренина...

Это было второе небесное предзнаменование моего будущего. Может быть, меха, в которых увидели меня две эти женщины, навеяли им притягательный образ Толстого? На встречу с Бергман я пришла в белой меховой накидке из гардероба Эльзы Триоле. Эльзе нравилось, когда я надевала „напрокат" ее наряды. Перед Жаклин же я предстала в черном пальто, отороченном черной норкой. Да черная же маленькая меховая шапочка...

Если совету Ингрид Бергман бежать на Запад я не вняла (а давала она его мне здорово вовремя, за створчатыми дверьми „Maxim's" „ворожила" ночь с шестого на седьмое октября 1961 года), то наш разговор об „Анне" запал в меня прочно и всерьез.

И когда в семидесятые я смотрела один из последних фильмов Бергман „Осенняя соната", любуясь ее уже, увы, чуть потронутым возрастом и болезнью, но по-прежнему пленительным королевским ликом, а премьера моей „Анны" была уже позади, за спиной - выстрадана и станцована, - волны щемящих чувств сжимали мне комом горло... Моя вещая, великая Ингрид!..

В том же самом зале „Maxim's" я была представлена чудаковатому художнику, с которым мы игриво поговорили... по-русски.

Семья Альфан - глава ее был министром Франции - пригласила меня в „Maxim's" на ленч. Метрдотель усадил нас за тот же стол, где я ужинала с Бергман. Или мне лишь мнилось, что тот?.. Свет был дневной... Спиной ко мне восседал породистый усатый месье немолодых лет с юнее юного спутницей - высокой красавицей-блондинкой, рассыпавшей пшеницу волос по обнаженной спине. Наш министр чуть припоздал к обеду и, направляясь к нам, поприветствовал нашего сотрапезника за соседним столом:

Бонжур, Сальвадор...

Мы познакомились. Соседом оказался Сальвадор Дали. У его спутницы было имя Мишель, и я подумала, что мило, когда имя может равно принадлежать и женщине, и мужчине. Ох уж эти французы... Узнав, что я из России, Дали перешел на русский:

Bojia korovka uleti na nebo dam tebe khleba... Все рассмеялись.

Balerina. Maya. Rossia...