Я – Малала

Доктор Джавид, который находился рядом со мной, когда я очнулась, говорил, что никогда не забудет моего испуганного и растерянного взгляда. Он заговорил со мной на урду. Все, что я знала, – Аллах даровал мне вторую жизнь. Милая женщина с покрытой платком головой взяла меня за руку и произнесла традиционное мусульманское приветствие – «Ас-саляму алейкум». Потом она начала молиться на урду и читать стихи из Корана. Она сказала мне, что ее зовут Реханна и что она – служительница ислама. Ее мягкий голос звучал успокоительно, и я снова уснула.

Мне снилось, что я дома.

Проснувшись на следующий день, я заметила, что нахожусь в очень странной комнате без окон, с зелеными стенами и очень яркими лампами. Это была палата интенсивной терапии госпиталя Королевы Елизаветы. В отличие от больницы в Мингоре все здесь сверкало чистотой.

Медсестра дала мне карандаш и дощечку с прикрепленным к ней листом бумаги. Мои пальцы не слушались и отказывались выводить слова. Я хотела написать телефонный номер моего отца, но ничего не получалось. Тогда доктор Джавид принес мне таблицу с алфавитом, и я начала поочередно указывать на буквы. Сначала набрала слово «отец», потом «страна». Медсестра сказала мне, что я в Бирмингеме, но я не представляла, где это. Позднее мне принесли географический атлас, и я узнала, что нахожусь в Англии. О том, что произошло со мной после покушения, я могла только догадываться. Медсестры ни о чем мне не рассказывали. Они даже не называли меня по имени. Может, я уже не Малала?

Голова моя раскалывалась от боли, инъекции почти не приносили облегчения. Из левого уха постоянно текла кровь, левая рука словно онемела. Медсестры и доктора появлялись и исчезали снова. Они задавали мне какие-то вопросы и просили мигнуть два раза, если ответом было «да». Но никто не считал нужным рассказать мне о том, как я здесь очутилась. Я решила, что они сами этого не знают. Левая сторона моего лица не двигалась, и это очень меня пугало. Если я смотрела в одну точку слишком долго, левый глаз начинал слезиться. Судя по всему, я оглохла на левое ухо и не могла двигать челюстями. При помощи жестов я пыталась объяснить врачам и медсестрам, чтобы они становились справа.

Ласковая женщина, которую звали доктор Фиона, принесла мне белого игрушечного медвежонка. Она сказала, что я должна назвать его Джунаид, а почему, она мне потом объяснит. Но я не знала, кто такой Джунаид, и назвала мишку Лили. Потом доктор Фиона принесла мне розовую тетрадку и карандаш. Теперь мне удалось написать несколько слов. Первым делом я вывела: «Где мой отец?» Потом: «У моего отца нет денег. Кто заплатит за лечение?»

– Твой отец жив и здоров, – ответила доктор Фиона. – Он остался в Пакистане. А насчет денег не волнуйся.

Я задавала эти вопросы всем, кто заходил в палату. И получала один и тот же ответ – отец в безопасности, о плате за лечение переживать не надо. Но я не была уверена, что мне говорят правду. Если отец жив и здоров, почему он не здесь, рядом со мной? Быть может, родители не знают, где я, что со мной случилось, и сейчас ищут меня на улицах и базарах Мингоры? Я не верила, что они в безопасности. Первые дни я постоянно впадала в забытье, но как только рассудок мой прояснялся, я снова выводила в тетради: «Где мой отец?» Иногда мне казалось, что в момент покушения он находился рядом со мной, но я не была уверена, было это во сне или наяву.

Мысль о том, сколько стоит мое пребывание здесь, тоже не давала мне покоя. От моих премий ничего не осталось – деньги ушли на школу и на покупку земельного участка в Шангле. Всякий раз, когда я видела, что врачи разговаривают между собой, мне казалось, они говорят: «У Малалы нет денег. Малала не может заплатить за лечение». Один из докторов, приехавший из Польши, выглядел очень печальным. Я решила, что это владелец госпиталя, расстроенный тем, что одна из пациенток оказалась неплатежеспособной. Знаками я попросила у медсестры бумагу и карандаш и написала:

– Почему вы такой грустный?

– Я вовсе не грустный, – ответил он.

– Кто за меня заплатит? – написала я. – У нас нет денег.

– Не волнуйся, заплатит ваше правительство, – ответил он.

После этого польский доктор улыбался всякий раз, как видел меня.

Я придумывала разные варианты выхода из сложившейся ситуации. Может, стоит попытаться позвонить отцу и маме по телефону, который находится в приемной госпиталя? Нет, не выйдет, тут же понимала я. У меня нет денег для международного телефонного разговора. И кода Пакистана я не знаю. Ничего, скоро я поправлюсь, стану работать, заработаю денег и позвоню отцу, успокаивала я себя. Рано или поздно наша семья снова соединится.

В голове у меня царил полный сумбур. Мне казалось, что игрушечный мишка, которого подарила мне доктор Фиона, зеленого цвета, и когда я увидела на тумбочке у постели белого медвежонка, я решила, что это какая-то другая игрушка.