Я – Малала

«Где мой зеленый мишка?» – без конца писала я, и всякий раз мне отвечали, что никакого зеленого мишки не было. Наверное, поначалу мишка показался мне зеленым из-за зеленых стен палаты интенсивной терапии, но я была не в состоянии это понять и находилась в полной растерянности.

Многие английские слова тоже никак не хотели вспоминаться. Однажды я написала медсестре записку с просьбой принести «провод почистить зубы». Я имела в виду зубную нить – мне казалось, в зубах у меня что-то застряло. На самом деле с моими зубами все было в порядке, а вот язык онемел и никак не желал меня слушаться. Единственным утешением мне служили посещения Реханны. Она читала молитвы об исцелении, и я начинала шевелить губами, а в конце молитв даже выдыхала «амин» (мусульманское «аминь»). Телевизор в палате постоянно был выключен. Правда, однажды мне позволили посмотреть «Мастер-шеф» – реалити-шоу, которое я смотрела в Мингоре и которое очень любила. Но никакого удовольствия это мне не доставило, так как изображение на экране расплывалось. Позднее я узнала, что доктора и медсестры намеренно избегали разговоров со мной и не приносили мне газеты, так как считали, что мне не следует волноваться.

А я с содроганием думала о том, что моего отца уже нет в живых. Наконец доктор Фиона показала мне пакистанскую газету недельной давности, где была напечатана фотография отца, разговаривающего с генералом Кайани. Рядом с отцом сидели мой брат и женщина, с ног до головы закутанная в покрывало. Несмотря на то что лицо ее было закрыто, я сразу ее узнала.

– Это моя мама! – написала я на листе бумаги.

В тот же день ко мне пришел доктор Джавид с мобильным телефоном.

– Сейчас мы позвоним твоим родителям! – сказал он.

От радости у меня перехватило дыхание.

– Только постарайся обойтись без всхлипываний и рыданий, – предупредил он.

Голос его звучал грубовато, но я понимала, что он очень добрый человек, и чувствовала к нему такое доверие, словно знала его всю жизнь.

– Я дам тебе телефон, – сказал он. – Держись!

Он набрал номер, сказал в трубку несколько слов и передал телефон мне.

Я услышала голос отца. Говорить я не могла из-за трубки в горле. Но все равно слышать отцовский голос было невероятным счастьем. Я была не в состоянии даже улыбнуться, так как лицевые мускулы мне не подчинялись, но душа моя расплылась в улыбке.

– Я скоро к тебе приеду, – пообещал отец. – Через пару дней мы будем вместе. А сейчас отдыхай.

Позднее отец рассказал мне, что доктор Джавид предупредил его – плакать ни в коем случае нельзя, так как это меня расстроит. Доктор хотел, чтобы мы оба держали себя в руках. Разговор длился недолго, так как родители не хотели меня утомлять. Когда отец передал трубку маме, она сказала, что днем и ночью молится о моем выздоровлении.

Но я все равно считала, что родители не приехали вместе со мной, так как у них нет денег на мое лечение. Они остались в Пакистане, чтобы продать участок земли в деревне, а может быть, и школу. Но участок был совсем маленьким, школьное здание мы арендовали. Наверняка отец не сумеет выручить нужную сумму. Скорее всего, ему придется просить в долг у богатых людей.

Даже после телефонного разговора со мной родители не были уверены, что я жива и иду на поправку. Ведь они не слышали моего голоса и по-прежнему были отрезаны от внешнего мира. Люди, которые их навещали, приносили противоречивые известия. Один из посетителей, генерал Гулам Камар, возглавлявший военную операцию в долине Сват, сообщил родителям, что из Великобритании поступают хорошие новости.

– Мы счастливы, что наша дочь выжила, – сказал генерал, подчеркнув таким образом, что считает меня дочерью всей нации.

Генерал также сообщил отцу, что в долине Сват и на границах ведутся поиски боевиков, стрелявших в меня. По его словам, они принадлежали к бандитской группировке, в которую входило двадцать два талиба. Члены той же банды два месяца назад стреляли в Захида Хана.

Отец ничего на это не сказал, хотя в душе у него все кипело от возмущения. Армейское руководство давным-давно заверяло, что талибов в Мингоре не осталось, что наша долина очищена от боевиков. Генералы утверждали, что покушение на Захида Хана не имело никакого отношения к Талибану и он пострадал в результате семейной вражды. А теперь выясняется, что я и Захид Хан стали жертвами одной и той же талибской банды. «В долине хозяйничают талибы, и вы знали об этом как минимум два месяца, – хотел сказать генералу отец. – Вы были осведомлены о том, что они хотят убить мою дочь. Почему вы их не остановили?» Но он молчал, так как сознавал, что от подобных вопросов не будет толку.