Вечером отцу позвонил наш сосед, глава семьи, с которой мы последние полтора года делили дом. Глинобитная крыша их собственного дома пришла в негодность во время ливня, а у нас имелись две свободные комнаты. В результате семья поселилась в нашем доме, внося минимальную арендную плату, а трое их детей бесплатно ходили в нашу школу. Нам с братьями нравилось это соседство, потому что теперь у нас появились товарищи для игры в полицейских и воров. Сосед сообщил, что сегодня к нам приходили полицейские, которые хотели узнать, получали ли мы угрозы. Закончив разговор, отец позвонил заместителю начальника полицейского управления Мингоры и снова услышал вопрос об угрозах.
– Почему вы об этом спрашиваете, разве вы располагаете какой-то информацией? – встревожился отец.
Офицер не сказал ничего определенного, только попросил отца зайти в полицейское управление, когда он вернется в Мингору.
После этого наше путешествие в Карачи потеряло былое очарование. Я видела, что родители очень расстроены. Мама все еще грустила из-за смерти сестры, к тому же ее беспокоили мои многочисленные награды и премии. Теперь, когда у нее появился новый повод для тревоги, она места себе не находила.
– Почему вы так переживаете? – приставала я к родителям. – Неужели из-за этих дурацких угроз в Интернете?
Родители рассказали мне о звонке из дома и предупредили, что положение гораздо серьезнее, чем мне кажется. Как ни странно, я ничуть не испугалась. В конце концов, всем нам рано или поздно предстоит умереть. Этой участи не избежит никто из живущих на земле. Не все ли равно, что станет причиной твоей смерти – выпущенная боевиком пуля или рак. Я была полна решимости продолжать свою правозащитную деятельность.
– Может, нам стоит какое-то время не привлекать к себе внимания, джани, – предложил отец.
– Разве это возможно? – ответила я. – Ты же сам говорил, жизнь – это не самое важное, что есть в этом мире. Даже если мы погибнем, голоса наши будут услышаны. Мы не имеем права прекращать борьбу!
Меня постоянно приглашали выступить на различных собраниях и конференциях. И я не собиралась отвечать людям отказом, объясняя, что боюсь мести со стороны талибов. Нет, тот, кто принадлежит к гордому и бесстрашному народу пуштунов, не станет трястись за свою шкуру. Мой отец часто повторял, что героизм заложен у пуштунов в генах.
И все же мы вернулись в Сват с тяжестью на сердце. Отец сразу отправился в полицию, где ему показали заведенное на меня досье. Объяснили, что моя правозащитная активность вызывает ярость талибов, которые, как известно, не бросают угроз на ветер. Мне необходимо соблюдать особые меры предосторожности, сказали полицейские. Они даже предлагали выделить для меня телохранителей, но отец ответил отказом. Он знал, что многие старейшины Свата были убиты, хотя имели нескольких охранников, и что губернатора Пенджаба застрелил его собственный телохранитель. К тому же он понимал, что вооруженные телохранители, следующие за мной по пятам, вызовут беспокойство у школьников и их родителей. Теперь, когда опасность нависла надо мной, отец волновался куда сильнее, чем прежде, когда мишенью угроз был он сам.
– Если хотят кого-то убить, пусть убивают меня, а моих детей оставят в покое, – повторял он.
Поразмыслив, отец предложил отправить меня в Абботтабад, в школу-интернат вроде той, где учился Хушаль. Но я наотрез отказалась уезжать. К тому же один из армейских начальников, с которым встретился отец, убедил его в том, что школа-интернат в Абботтабаде вряд ли станет для меня надежной защитой. Меня никто не тронет и в Свате, если я не буду привлекать к себе внимание, заверил он. Поэтому, когда правительство провинции Хайбер-Пахтунхва предложило назначить меня послом мира, отец решил отклонить это предложение.
Мы начали запирать ворота на засов.
– Мне кажется, даже воздух теперь пропитан опасностью, – жаловалась мама.
Отец ходил как в воду опущенный. Он советовал мне задергивать на ночь шторы в комнате, но я все время забывала об этом.
– Удивительные все-таки происходят вещи, аба, – говорила я. – Когда талибы открыто творили произвол в нашей долине, мы ничего не боялись. А теперь, когда талибов прогнали прочь, мы постоянно дрожим.
– Да, Малала, – со вздохом отвечал он. – Сейчас вся злоба талибов направлена на таких людей, как мы с тобой, на тех, кого они считают своими врагами. До всех остальных им нет дела. Рикши и владельцы магазинов могут жить спокойно. Талибы избрали себе несколько конкретных мишеней, и среди этих мишеней – мы.
У премий и наград, которые я получала, была и оборотная сторона: из-за них я часто пропускала занятия в школе. После мартовских экзаменов на моем новом шкафу появился очередной кубок, но лишь за второе место.
19. Избранные мишени
– Давай изображать вампиров, как в фильме «Сумерки», – предложила я своей подруге Монибе.