Читаем Я - мемуарю! полностью

Все, кроме Тома, выпили по полному стакану и дружно зачавкали мандаринами. Другой закуси не было. Стало тепло и весело, выпили еще, потом еще, - Меква стал рассказывать анекдоты на грузинском языке; а его друг объяснять, зачем на поверхности чачи плавает слой мух в палец толщиной. Девчонки ржали и излучали вокруг себя многообещающее тепло. Эх, все было бы хорошо, если б тамада не провозгласил четвертый тост. Я бухнул и сразу же понял, что количество выпитого уже перешагнуло отметку «Полет нормальный». В голове стали кружиться вертолеты, а в желудке готовился премьерный показ оперы «Рыголетто». Мутным взглядом я обвел собеседников и осознал, что термоядерный заряд мощностью «четыре стакана» вверг их в состояние полного обвала. Я стал ощущать рядом присутствие параллельных миров. И еще я понял, что сейчас начнется. Томаш, правильно оценив ситуацию, пихнул меня к двери. На пороге я, издав звериный рев и изрыгнув из себя что-то зелено-желтое, упал. Меня сбила с ног честна компания, которая ринулась искать укромные места, что бы излить свои внутренние потребности. Тем временем, Том интенсивно толкал меня к туалету, а я поливал все вокруг себя, как из брандспойта. Когда же, наконец-то, меня приблизили к унитазу на доверительное расстояние я уже излил в коридоре все, что хотел, и мне в общем-то ничего не оставалось сделать, как плюнуть в нутро этого сантехизделия и прорычать: «Все!»

Очухавшись, я прислушался, - в разных углах IV этажа «было плохо» моим друзьям и подругам.

И если закрыть глаза и освободить свое мироощущение, то все эти звуки гармонично сливались в разговор очень диких горных баранов. И если уж до конца освобождать свое мироощущение и представить, что все эти зеленые лужи превратились в мины, то через это минное поле не прошел бы ни один, даже самый коварный, сапер Третьего Рейха.

Мне всего этого не помнится, поэтому некоторая часть легенд записана со слов Томашвили С.В.

Однако, продолжим повествование дальше. Когда в 3 часа ночи я встал в сортир пописать, то проходя мимо общественного умывальника увидел, что все пять раковин забиты рыгачками. Я помнил, что «Оно» было, но не запомнил «Где», и поэтому решился на самоотверженный поступок - саморучно прочистил одну раковину (людям ведь надо поутру где-то умыться). Свершив это благородное дело я направился в туалет. Отлил. Возвращаюсь, а умывальник опять заполнен блевотиной. Глухо стукнула дверь комнаты, где жил Меква. Я все понял - Юра облюбовал умывальник. Ага, соображаю, значит я отработал свое в коридоре! Но там все было чисто и убрано…

Спасибо, Томаш, ты настоящий друг!

Р.S. До сих пор не пойму, почему я, погруженный в пьяный угар, все время

подозрительно интересовался: «Что же сказал Миклован?»


* * *

ЭКЗАМЕНЫ. РАЗНОВИДНОСТИ И ТЕОРИИ.

Вариант 1. Не помню с кем он произошел, поэтому буду говорить от третьих лиц.

Было это на кафедре у механиков. Студенты толпились у дверей за которыми шли экзамены. Кто-то кого-то случайно толкает, и «Зачетная книжка» непостижимым образом влетает в чуть приоткрытые двери аудитории. Несчастный владелец, в полуобморочном состоянии, медленно сползает по стене, нервно глотая слюну и икая. Он ставит на себе крест! - один, второй, вот уже рисует третий крестик… Неожиданно двери открываются и оттуда выбрасывают зачетку… в графе оценка стоит надпись «отлично».

А вот еще один случай связанный со швырянием зачеток. Был на кафедре сопромата один старый-престарый преподаватель по фамилии П. Он из принципа не ставил ни «отлично», ни «неуд.», и мотивировал это так: «Исключительно знает сопромат один лишь только господь Бог; «отлично» - только я; а самый лучший студент знает «Сопротивление материалов» всего лишь на «хорошо».

Так что, исходя из вышеприведенных постулатов, основная масса экзаменующихся получала «удовлетворительно». Однако, такую же оценку получали и те, кто вообще не соображал в чем суть предмета, но вот здесь-то и был нюанс закопан. Преподаватель П. ставил «удовл», расписывался в зачетной книжке и… с размаху метал ее в открытую форточку. Обычно, после этих экзаменов несчастные студенты стаями рыскали вокруг кафедры сопромата и тщетно искали свои зачетки. (Предложенный материал сомнителен и возможно легендарен).

Вариант 2. По старой студенческой традиции, известной еще со времен написания «Гаудеамуса», студенты, сдающие экзамены, каким-то образом помечали попавшие им в руки билеты. Делалось это для того, что бы следующая группа экзаменующихся смогла наделать «бомб» и взять «свой» билет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное