Ангус подавил свой гнев, но все еще чувствовал раздражение, угасающее перед упрямством его сына. Неужели парень не понимает, насколько коррумпирована Конфедерация? Неужели он не видит ужасную судьбу, которая ожидает всех благомыслящих людей, в случае, если они не поддержат всеохватывающее влияние отдаленного, бездумного, жестокого правительства?
Глядя Арктуру в лицо, Ангус видел, что тот не понимает всего этого, и у него сжалось сердце.
Выступая с речью на Палатинском Форуме, Ангус Менгск склонял упрямых сенаторов на свою сторону, выигрывал безнадежные процессы благодаря своему красноречию, но он не мог убедить своего собственного сына в том, что Конфедерация – великое и ужасное зло, которое угрожало всему, что ценили свободные люди Корхала.
Ангус Менгск, сенатор-подстрекатель и сын Корхала, может спасти свою планету, но, при этом, может потерять сына.
Он понял всю иронию этой ситуацию.
На следующее утро, как только над горами взошло солнце, Арктур зевнул, услышав, как открылась дверь в его комнату. Он повернулся на другой бок и улыбнулся, так как в проеме двери стояла Дороти, сжимая в ручках ярко-голубую фигурку пони по имени Понтий.
– Что случилось, малышка Дот? – спросил он, приподнимаясь на кровати.
– Почему ты ругаешься с папой? – спросила Дороти.
Арктур засмеялся.
– Это серьезный вопрос для такой маленькой девочки.
– Но почему?
Арктур опустил ноги на пол и развел руки в стороны, после чего Дороти подбежала и запрыгнула к нему на колени.
– Ты с каждым днем становишься все больше, – сказал Арктур. – Ты толстеешь.
– Ничего я не толстею! – завизжала Дороти, тыча пальчиками ему в ребра.
– Ладно, ладно! Ты не толстая!
– Я же говорила, – сказала Дороти, удовлетворенная тем, что последнее слово осталось за ней в этом споре. Она посмотрела на Арктура. Юноша знал, что она отнюдь не забыла, что брат не ответил на вопрос.
– Я бы хотела, чтобы вы с папой не ругались, – сказала Дороти.
– Я бы тоже этого хотел.
– Так почему вы тогда ругаетесь?
– Это тяжело объяснить, Дот, – сказал он. – Мы с папой... ну, у нас с ним разные мнения по поводу многих вещей, и он слишком упрям, чтобы признать, что он не всегда прав.
– А ты что всегда прав?
– Нет, не всегда, но – …
– А как ты тогда можешь знать, что папа не прав?
Арктур открыл, было, рот, чтобы ответить на вопрос, основанный на детской логике сестры, но совершенно запутался, когда не смог придумать ответ, который удовлетворил бы их обоих.
– Полагаю, я не знаю. Но он хочет, чтобы я делал то, что я не хочу.
– Что, например?
– Например, не быть тем, кем я хочу быть, – сказал Арктур.
– А кем ты хочешь быть? Разве ты не хочешь быть как папа?
Арктур покачал головой.
– Нет.
– Почему?
Тихий стук избавил Арктура от необходимости отвечать, он поднял голову и увидел в дверном проеме свою маму. Кэтрин Менгск была одета в длинное платье кремового цвета с темно-синим лифом и выглядела очень бодрой, как будто она всю ночь отдыхала, а не пыталась спастись от вооруженных солдат.
– Дороти, пора завтракать, – сказала Кэтрин.
– Но я не голодна, – сказала Дороти.
– Не спорь со мной, юная леди, – предупредила мама. – Спускайся на кухню и скушай кашу, которую тебе приготовила Сеона. И не нужно воротить нос. Иди.
Дороти потянулась к Арктуру и чмокнула его в щеку, потом спрыгнула с его коленей и выбежала из комнаты, волоча за собой Понтия.
Как только Дороти ушла, Арктур встал и натянул рубашку и брюки, поправляя подтяжки на плечах.
– Ты так и не ответил на ее вопрос, – сказала мама.
– Какой вопрос?
– Почему ты не хочешь быть, как твой отец?
Арктур провел пальцами по своим темным волосам и налил стакан воды из стоящего у кровати серебряного кувшина.
– Потому что я хочу заняться чем-то своим в жизни.
Кэтрин прошла в комнату, – изящная, сильная, – и положила руку на плечо Арктура. В этом прикосновении чувствовалась материнская любовь и успокоение. Арктур пожалел, что к отцу он не настолько же близок, как к матери.
– Арктур, твой отец всего лишь желает тебе лучшего, – сказала его мама.
– Неужели? Иногда я думаю, он просто желает видеть во мне свою копию.
Кэтрин улыбнулась.
– На самом деле я вижу у вас много общего. Но все же в тебе слишком много моего, чтобы ты мог стать его копией.
– Это утешает, – сказал Арктур, но улыбка исчезла с его лица, когда он увидел в глазах матери боль.
– Прости, – сказал он. – Знаю, он хороший человек, но он просто не понимает меня.
– Думаешь, ты первый семнадцатилетний, который говорит так о своем отце?
– Полагаю, нет.
– Ты замечательный мальчик, Арктур: и ты можешь вершить великие дела, если позволишь себе. За что бы ты ни брался, ты овладеваешь этим в считанные дни. Твой отец просто хочет удостовериться, что ты правильно воспользуешься своими способностями.
– Помню, когда мне было столько, сколько Дот сейчас, ты говорила, что я буду великим руководителем,– сказал Арктур. – Но я уже давно вышел из этого возраста.
Мама взяла его за руки и посмотрела в глаза:
– Тогда это было так же верно, как и сейчас.
Грандиозные мечты матери о его будущем смущали Арктура, и он сменил тему: