Я, Минос, царь Крита

   — Только для тех, кто их боится и настолько глуп, что позволяет укусить себя. Зачем лезть на рожон? Тебе уже шестнадцать. Учись сражаться, тебе всегда придётся это делать, — поучал он. — Воюй не только мечом, но и умом. Нередко он — ещё более надёжное оружие. Смотри...

На скале грелась на солнце гадюка. Едва Келиос приблизился к ней, как она тут же высунула жало. В мгновение ока Келиос отыскал сук, обломал его с таким расчётом, чтобы конец сука превратился в вилку, и прижал ею змею к скале.

   — Вот видишь, — произнёс он почти насмешливо, схватил гадюку за шею и поднёс отчаянно сопротивлявшегося гада ко мне. — Теперь она беззащитна. — Потом он приказал: — Теперь возьми её!

Я заколебался, и он строго добавил:

   — Микенец никогда не пасует перед врагом. Он его побеждает. Ты принадлежишь к микенской элите. Учись одолевать своих врагов!

Я взял гадюку: она извивалась в моей правой руке.

   — Переложи её теперь в левую, учись пользоваться обеими руками.

Змея шипела, пытаясь освободиться.

   — Держи её подальше от себя, — предостерегал Келиос. — Иначе сильные твари могут задеть тебя хвостом, а это бывает опасно.

Тренировка со змеёй продолжалась больше часа. Мне пришлось несколько раз отшвыривать гадюку от себя, затем вновь ловить её раздвоенной палкой и поднимать вверх, взяв за шею.

По пути домой Келиос учил меня тренировать мышцы: он показывал, как напрягать их, потом расслаблять, наращивая тем самым их силу.

   — Тебе следует быть менее чувствительным, — заметил он как-то и научил меня удару ребром ладони; этим ударом мне пришлось убивать кроликов, молодых собак и кошек.

Когда я упражнялся в стрельбе из лука, он неожиданно спросил меня:

   — Айза спит с тобой каждую ночь?

Я смутился, опустил голову и робко ответил:

   — Нет.

   — Что значит «нет»? Как это понять? Каждую вторую ночь или...

   — Очень редко, она приходит, только когда мне страшно, — несмело пролепетал я.

   — Царевичу не подобает лгать — ведь все знают, что она бывает часто возле тебя.

Я промолчал.

   — Если она тебя не устраивает, отдай её мне — она мне нравится. Если ты считаешь, что не можешь делить ложе с рабыней, взамен я готов прислать тебе свободную. Я получил её от одного фракийца. Она тебе понравится. Давай поменяемся?

   — Я оставляю Айзу, — со всей решительностью ответил я.

Келиос умолк, выпустил несколько стрел в дерево, служившее нам мишенью.

   — Айза тебе ни к чему, — продолжил он. — Зачем она тебе, если ты не спишь с ней? — Помолчав, он добавил: — Ты должен постепенно становиться мужчиной и учиться любви. Для микенца это очень важно. Когда стемнеет, я пришлю тебе Гелике.

   — С меня довольно Айзы, — воспротивился я.

Келиос с раздражением опять выстрелил в дерево.

   — Айза тебе не подходит, — пробурчал он.

Я взял свой лук и вложил стрелу.

   — Почему? — спросил я и выстрелил, попав точно в середину дерева. — Мне уже шестнадцать, Айза мне ровесница. А этого достаточно, — произнёс я почти торжественно.

   — Зачем она тебе, если она не способна делить с тобой ложе? Тебе нужна Гелике — она знает, что делать, чтобы ты стал мужчиной.

   — Келиос, — ответил я, загадочно улыбаясь, — ведь ты — любитель искусства, не так ли? Разве в твоём доме не стоят прекрасные вазы и блюда?

   — Само собой разумеется, — сказал он, глядя на меня так, словно сомневался, в своём ли я уме.

   — Какое вино лучше? — задал я новый вопрос. — Молодое или старое? То, которое с гор, или то, что из долины?

   — На такой вопрос нельзя дать однозначного ответа. Всё зависит от вина. Каждое вино требует своего времени, только оно придаёт ему зрелость...

Я прервал его.

   — Верно, всему своё время. В том числе и зрелости. Ты согласен, что существует немало вещей, которые доставляют нам радость самим своим существованием? Вазы и блюда нельзя съесть, только их созерцание доставляет нам удовольствие. Всё дело в сути. У Айзы есть душа, которая действует на меня, подобно благородному вину. Разве этого мало? — заключил я, и выпущенная мной стрела снова угодила в дерево. После этого я покинул Келиоса.

Каждый вечер Айза приносила мне на ночь кружку воды и свежие фрукты. Почему сегодня она не пришла? Когда я заглянул в её комнату, она лежала на кровати, заливаясь слезами.

   — Что с тобой? — спросил я нежно, склонился над ней и попытался поднять.

   — В кухне болтают... да нет, — взволнованно заговорила она, — уже все знают, что ты собираешься отдать меня Келиосу, а взамен получить Гелике!

Я поцеловал её в щёки.

   — Келиос хотел этого, но я отказался и заявил ему, что оставлю тебя навсегда. Ты довольна?

Айза перевернулась на спину, посмотрела на меня счастливыми глазами, и я отнёс её к себе в постель.

Почему я осмелился только поцеловать её, почему ограничился невинными нежностями?

Я чувствовал, что Айза ждёт большего, я чувствовал, что я — мужчина. Почему я отказывался от того счастья, которого мы оба жаждали?

Неужели потому, что между нами стояла Гайя? Или же я видел в Айзе рабыню?