Я, Минос, царь Крита

Раздумывая над ответом, я принялся неспешно расхаживать взад и вперёд. Манолис молча следовал за мной.

   — Не лучше было бы отвести для священной проституции другой день, а не тот, когда празднуется Священный брак? — спросил я.

Жрец непонимающе посмотрел на меня. Я пояснил, что народ только выиграет, если праздников станет больше и они будут соответствующим образом обставлены.

   — Священный брак — один повод, — заметил я, — а священная проституция — другой. Оба культа мы претворили бы в самостоятельные празднества.

Манолис опять взглянул на меня так, словно до него не дошёл смысл моих слов.

   — Видишь ли, царь, — ответил он, помедлив, — для нас, критян, верховная божественная власть — женского происхождения и воплощается, бесспорно, в образе женщины. Хотя Великая богиня существует во многих ипостасях, в том числе и в образе девственницы, её почитание включает в себя и прославление сексуального начала. Этот культ всегда стоял на службе желанного плодородия. Священные столбы и колонны, священные деревья, символическое изображение пары рогов, которым украшались алтари, шкафы и здания, рога быков, горные вершины, сталагмиты, которым в пещерных храмах приносились жертвы, были символом плодородия. Самым известным и часто встречающимся символом является, однако, обоюдоострый топор. Для критян обоюдоострый топор — символ Великой богини. Её величают Лабрис, поэтому место исполнения культовых танцев народ прозвал здесь, в Кноссе, «лабиринтом». Культ Крита целиком пронизан служением плодородию.

   — Один раб, выросший поблизости, рассказал мне, что в священных рощах нередко исполнялись религиозные танцы, которые были посвящены Великой богине, и они казались очень разнузданными и исступлёнными.

   — Во время этих танцев, напоминавших оргию, — танцев, которые знакомы многим культурам, употребляли наркотическое вещество, чаще всего сок мака.

Я кивнул:

   — Несколько дней назад на глаза мне попалась фреска, где были изображены танцовщицы, которые производили впечатление одержимых, находящихся в состоянии, похожем на транс.

   — Здесь многое священно. Особенно почитаются белые быки, поскольку их всегда посвящали луне. Верховная жрица, которой предстоит участвовать с тобой в обряде Священного брака, становится жрицей луны, и ты получаешь от неё прозвище «лунного существа». Поскольку бык является небесным животным, он достоин того, чтобы быть принесённым в жертву богине земли и плодородия. С этой жертвой всегда был связан ритуальный свадебный танец, во время которого участники надевали магические маски в форме голов быка. И ты, благородный Минос, должен участвовать в обряде в маске быка.

   — В данном случае жрица луны должна, наверное, облачиться в маску с коровьими рогами? — пошутил я.

   — Да, — подтвердил он.

   — Значит, потребуются и наркотические вещества? — запальчиво спросил я.

   — И да, и нет. Под воздействием мака мы способны воспарить, забыть собственное «я», лучше понять богов и их мир. Мы можем принять наше бытие за бытие богов и обрести иное, более высокое мышление. Это — важно, — закончил он серьёзным тоном.

   — Что именно? — спросил я, потому что думал совершенно о другом.

   — Обретение. Ты должен обрести любовь, приготовиться. — И вдруг, без всякой связи с предыдущим, он заметил: — Среди женщин, к которым ты благоволишь, есть Гелике. Говорят, ты к ней весьма неравнодушен. Будь осторожен, опасайся её, хотя, — он умолк, подбирая слова, — и твоя иудейка приготовит тебе в своё время неприятные сюрпризы.

Улыбнувшись, я ответил, что твёрдо держу в руках обеих женщин.

   — Любовь делает мужчину слепым, — заметил он и возбуждённо продолжал говорить: — Нам придётся возобновить прыжки через быка.

   — Не бессмысленная ли это игра? — скептически спросил я.

   — Нет, царь. Если ты не воспринимаешь Крит как реальность, тебя всегда будет окружать разлад и раздоры.

   — Да и этот так называемый Священный брак не что иное как бессмыслица, — возразил я.

Мы оба взглянули на раба, проходившего мимо нас с двумя амфорами, полными, по всей вероятности, вином. На левом плече раб нёс длинный шест, балансируя привязанными на концах амфорами. Мы следили за покачиванием амфор. Верховный жрец дотронулся до меня рукой:

   — Мы не замечаем собственных ошибок и пороков, а только недочёты других, глаз так устроен, чтобы смотреть вокруг себя, а не внутрь себя. В лице другого мы имеем некое зеркало, в котором обнаруживаем собственные недостатки. Подчас мы уподобляемся собаке, которая лает, глядясь в пруд, поскольку ей кажется, будто она видит другую собаку. Критикуя других, мы трудимся над собственным усовершенствованием.

Спустя несколько дней жрец явился в тронный зал, где я собрал нескольких вождей племён и старейшин деревень. После обычных слов приветствия я сказал, что мы прибыли помочь и по истечении немногих лет, которые мы провели здесь, стало очевидно, насколько оживилась здесь успевшая заглохнуть жизнь.