Я, Минос, царь Крита

Шита сияла от счастья; она приблизилась ко мне и подставила губы.

Когда мы оторвались друг от друга, нас обоих немного шатало, словно мы находились в состоянии какого-то опьянения, которое лишало нас рассудка.

   — Я рада, — счастливо вздохнула она и вновь подставила мне тёплые губы. — Я охотно осталась бы с тобой навсегда, — вздохнула она, — однако ты царевич и когда-нибудь станешь царём. Правитель не должен открыто иметь дело с рабыней. Если он любит её, такая любовь возможна лишь под покровом ночи, а потом, потом он стыдится своей слабости. Я не хочу, чтобы ты презирал меня.

   — Я никогда не причиню тебе страданий, — сказал я серьёзно.

Шита задумчиво кивнула.

   — Ты говоришь правду. Сегодня — нет, и завтра — нет. А что будет через три года, через четыре или пять лет? Тебя станут добиваться многие девушки из благородных семейств, самые красивые Женщины будут готовы разделить с тобой ложе. Вскоре ты наверняка женишься, потому что тебе нужна царица, к тому же у тебя будет ещё несколько женщин. Совсем недалеко то время, когда мне придётся раскаиваться в том, что я любила тебя, или ненавидеть моих родителей за то, что они произвели меня на свет.

   — Я всегда буду защищать тебя! — воскликнул я страстно.

   — Всё течёт, всё изменяется, Минос, — сказала она боязливо, — ничто не вечно под луной.

   — Пожалуйста, останься со мной, даже если я когда-нибудь, повинуясь желанию отца, буду иметь царицу.

Шита мягко улыбнулась.

   — Было бы замечательно, если бы мне это позволили, однако нашу судьбу определяют боги. Когда ты станешь царём, найдёшь ли ты в себе силы освободить меня? Я бы не вынесла, если бы оставалась для тебя тем, что я есть, — рабыней. Я не хочу, чтобы мной воспользовались, а потом вышвырнули.

   — Разве с тех пор, как ты у меня, я хоть раз давал тебе почувствовать, что ты несвободна?

   — Минос, — взволнованно ответила она, — я ещё молода и полна страстных желаний. Ты долго не смотрел в мою сторону, не удостаивал даже взглядом. Это может повториться, если твоё сердце завоюет другая женщина. Мне страшно, потому что царь, даже если становится старым, ещё молод. А рабыня становится старой в тот момент, когда её сердце наполняется печалью.

   — Спроси женщин, — сказал я тихо, — они расскажут тебе о Гайе. Я многим обязан ей, даже собственной жизнью. Она пожертвовала своей жизнью ради меня. Ни мне, ни тебе не сделало бы чести, если бы я сразу, только потому, что ты понравилась мне, принялся бы таращиться на тебя.

   — Так кто же я тогда? — удручённо спросила она после некоторого молчания.

   — Ты — жизнь и любовь. Ты напоминаешь мне египетскую богиню. Ты — Исида, великая мать плодородия.

   — Минос! — благодарно прошептала она.

На следующий день явился торговец, который принёс отцу вазы, кружки и миски с Крита. Он сообщил, что там тоже сильное землетрясение и разрушительные бури. Самые большие опустошения они вызвали на северном побережье острова.

Спустя несколько часов мне позволили принять участие в совещании, проходившем в тронном зале дворца в Афинах. Радамант и Сарпедон должны были оставаться в тени и наблюдать за происходящим издали, поскольку они были ещё недостойны выступать в официальной роли.

Прибыли мои дядья из Микен и Тиринфа, а также властители Фив, Пилоса, Спарты и Юлкоса.

Когда вечером слуга собрался доставить меня в поместье, где я жил и воспитывался, снова явился торговец с Крита и вручил отцу в качестве подарка чудесную чашу. В знак признательности отец кивнул и провёл по росписи кончиками пальцев, и торговец с гордостью заметил:

   — Это Крит.

   — Тебе знаком и Кносс? — спросил отец.

Мужчина улыбнулся:

   — Я живу там.

   — Расскажи мне, — приказал отец, взглянув при этом на меня так, словно давал мне какое-то поручение. Глаза его горели, поэтому я почти с благоговением ловил каждое слово критянина.

   — Могу я позволить себе сравнивать, царь? — почтительно спросил тот.

Отец кивнул.

   — В наших домах, как и в ваших, главную роль играет внутренний дворик. Масло у нас, как и у вас, служит не только для питания, но и для освещения и для умащивания тела. Торговцы живут чаще всего в портовых городах. Не будь у моего отца собственности в Кноссе, я бы определённо поселился в Амнисе, поскольку там стоит на якоре моё судно. Уже сотни лет мы заходим на своих парусниках почти во все страны, расположенные у Средиземного моря, и доставляем туда посуду, кожу, слоновую кость, вино, масло и мёд. Особенно высоко ценится повсюду наша керамическая посуда — она красива и изящна по форме. Два раза в год я отправляюсь в Египет, везу туда зерно, фиги и другие продукты, ароматические и лечебные травы, пряности и конечно же рабов. — Он вопросительно поднял глаза и любезно добавил: — Твои Афины, царь, — большой город на материке, но самый древний город, который нам известен, всё же, по-видимому, Кносс.

Теперь отец смотрел на торговца почти скептически.