«Я много проскакал, но не оседлан». Тридцать часов с Евгением Примаковым

Из последнего — с наслаждением открыл для себя полемику Пушкина и Чаадаева по поводу славянофильства. Известно, что Петр Чаадаев был завзятым западником. В своих письмах он договаривается до того, что Россия не сыграла никакой исторической роли и, не будь монгольского нашествия, многие не знали бы о существовании такой страны. Пушкин, который никогда не являлся славянофилом, соглашаясь с какими-то аргументами Чаадаева, замечательно ему возражает. Что меня восхитило, так это культура спора. В письмах отсутствует неумный полемический задор, когда стороны дают друг другу по морде и льется кровь. Интеллектуальная дискуссия пронизана уважением. И Пушкин, и Чаадаев не забывают, что они друзья. Расходясь во взглядах, каждый остается в добрых отношениях с оппонентом. Этому надо учиться.

— При всех перегрузках и занятости невозможно представить вас банально «замотанным». Сомнительно, что вы придерживаетесь постулата: жить, чтобы работать, работать, работать… Скорее — работать, чтобы полнокровно жить?

— Верно. Стараюсь быть в форме. Плаваю. По утрам принимаю холодный душ. График плотный, расписан по часам. Плюс командировки. Вчера за полночь вернулся из Петербурга очень довольный собой. Утром туда прилетел и в течение дня успел помимо разных встреч выступить в Физико-техническом институте имени Иоффе и в Санкт-Петербургском гуманитарном университете.

В университете вначале все пошло кувырком. В первых рядах была девушка, и ректору, который меня представлял — это заслуженный человек, много хорошего сделавший в своей жизни, — показалось, что она не слишком чинно сидит. Прервав свой рассказ о моей персоне, взялся студентку отчитывать: «Что ты себе позволяешь? Почему развалилась? Не умеешь себя вести на серьезном мероприятии — дай мне зачетку и закрой за собой дверь». Когда испуганная девушка уже собиралась покинуть аудиторию, я взял зачетку у ректора и подозвал бедолагу: «Детка, вот твоя зачетка. Садись на место. Ваш ректор пошутил». Молодежь отреагировала такими бурными аплодисментами, что я понял: как бы ни выступил, меня ждет триумф. (Смеется.)

— С годами не притупляется эйфория от разного рода триумфов? В противовес тому, как у неудачников появляется обреченная привычка проигрывать?

— Слава богу, я не так часто проигрывал, чтобы обрести столь дурную привычку. В придачу у моей психики есть одна особенность: достаточно мимолетной удачи, чтобы поднялось настроение. Например, прошедшую в ТПП научную конференцию широко осветили СМИ, выделив те аспекты, которые важны для меня. Не триумф и не повод для эйфории. Но мне для хорошего расположения духа хватает.

Нет, с возрастом чувства не притупляются. Так же как в молодости, способен впасть в депрессию, если что-то не ладится. Но хмурое состояние не затягивается.

— Ваше самое большое разочарование последних лет?

— В перестройке. Точнее, в том, как прошла перестройка. Люди моего поколения особенно остро и радостно восприняли перемены с приходом Горбачева. Я был в восторге уже от того, что он выступает без бумажки, встречается на улицах с людьми, говорит правильные, справедливые вещи. А сегодня, видя, как многое мы упустили, обидно.

Глава вторая Власть: воля и неволя

— Четыре года назад Михаил Сергеевич говорил нам в интервью, что существовал силовой вариант в отношении «беловежской тройки». Президенту СССР предлагали арестовать Ельцина, Кравчука и Шушкевича как заговорщиков. «Но я не стал цепляться за власть. Отклонил все это. Для меня было принципиально — без крови!» Ну и чего Горбачев добился своим идеализмом? Того, что на протяжении последующих почти десяти лет «столько было маленьких форосов, попыток унизить, все, как под током, дергалось»? Недаром посреди разговора Михаил Сергеевич с досадой воскликнул: