Я много жил…

Самобытный, необычный стиль сочинений Лондона вначале был ему препятствием на пути в литературу, а затем стал тем элементом, который наряду с особым настроением и пафосом обеспечил неповторимость его творческой манеры и способствовал жизнестойкости его искусства.

Не в 40-е и 50-е годы, когда большое влияние в литературоведении США получили сторонники изощренной и нарочито усложненной техники письма, считавшие себя интеллектуалами от литературы, приверженцы Генри Джеймса, Т. С. Эллиота, вот тогда Джек Лондон вместе с Теодором Драйзером и другими «грубыми» литераторши был сочтен слишком простонародным. Эстетские нормативы оказались как нельзя кстати всем тем, кого пугали революционные и социалистические идеи в мировоззрении ненавистных им художников. Ярые защитники капитализма не преминули воспользоваться этими канонами для «развенчания» творчества прогрессивных писателей.

Но его произведения говорили сами за себя. Мнения об их достоинствах передавались в американских семьях от родителей к детям. Лондон уже стал славной национальной традицией, народной гордостью.

На уроке литературы в одной из оклендских школ я наблюдал, с какой заинтересованностью молодая учительница рассказывала о писателе, подчеркивая реалистический дух его творчества, как бережно анализировала она его стиль. Для многих американцев Лондон — верный спутник юности.

В течение долгих лет реакционеры препятствовали открытию музея Джека Лондона на его родине. Их страшила популярность писателя, ненавидевшего капитализм.

И вот сорок пять лет спустя после смерти писателя пришло известие об открытии в Лунной долине парка-музея Джека Лондона. Часть ранчо писателя с руинами легендарного «Дома Волка», могилой Лондона, домом его жены, где находится библиотека и реликвии, привезенные им из путешествий, стали доступны наконец широкой публике.

В 60-е годы в США появились работы, авторы которых ставили целью показать, что Джек Лондон не только не утратил значения, но является действительно серьезным американским писателем и заслуживает пристального внимания.

Артур Калдер-Маршалл в книге для юношества «Одинокий Волк»[70], с демократических позиций рассмотрел жизнь и творчество Джека Лондона, назвав его великим писателем. Буквально вслед за книгой Маршалла вышла художественно-биографическая повесть о Лондоне, созданная Рут Фрэнчир[71], тоже проникнутая симпатией к писателю. В этот же период в США была переиздана массовым тиражом биография Ирвинга Стоуна «Моряк в седле», а затем книга прогрессивного историка Филиппа Фонера «Джек Лондон — американский бунтарь»[72]. О выходе в свет интересной работы Ф. Уокера мы уже говорили. Был подготовлен также солидный том всеобщей библиографии Джека Лондона. В эти годы в Соединенных Штатах было защищено о творчестве Лондона восемь докторских диссертаций — более, чем за все предыдущие годы. Стало вполне очевидным пробуждение интереса к писателю в разных слоях американского литературоведения.

За последние годы для американского литературоведения стало знаменательным то, что в нем начал подниматься вопрос (У предшественниках и продолжателях Джека Лондона.

Прежде всего возникли сопоставления Джека Лондона и Марка Твена. Фриско Кид, герой «Рассказов рыбачьего патруля», как заявили некоторые критики, продолжил линию Тома Сойера и Гека Финна. Один литературовед выразил мнение, что своей жизнью и творчеством Лондон даже более, чем Марк Твен, представляет неугомонный, наивный и романтичный темперамент американской культуры. Автор фундаментальной работы об американских натуралистах Чарлз Уолкатт в книжечке «Джек Лондон» высказал предположение, что рассказ «Укротитель леопардов» был написан Лондоном под влиянием Твена и других юмористов, а «Луннолицый» и «Тень и вспышка» — под впечатлением чтения Эдгара По[73]. Еще сильнее, добавим мы, твеновский смех слышен в типично лон-доновском рассказе «Меченый».

Среди непосредственных предшественников автора «Морского волка» и «Сына солнца» литературоведы закономерно назвали Г. Мелвилла, Р. Стивенсона и Д. Конрада, имея в виду приключенческую морскую традицию англоязычной литературы, а затем блестящего социального романиста Фрэнка Норриса. Очень разное по силе и характеру, но влияние вышеупомянутых писателей на Лондона неоспоримо.

К списку непосредственных предшественников Лондона можно добавить еще несколько имен. Об этих беллетристах им написаны специальные статьи. Это американский классик морских повестей Ричард Дана, англичанин Рэдьярд Киплинг и Максим Горький. Если включить еще сюда Брет-Гарта и известного калифорнийского писателя, представителя «страшного юмора» Амброза Бирса, то список окажется более или менее полным. Это будут, видимо, как раз те прозаики, которые оказали наиболее заметное и характерное влияние на Джека Лондона.