Я, мой брат Лёха и мотоцикл

Тогда папа вытащил меня из сугроба вместе с моей ногой, завёл мотик, и я пожмал дальше. И снова упал. И ещё раз. И всякий раз ко мне бегал мой папа, чтобы я ехал дальше. И он так дышал, так дышал сильно, что мне его стало жалко. Поэтому я приехал самым последним, когда все уже слезли со своих мотиков и пошли отдыхать. А дядя, который стоял на финише, помахал передо мной специальным флажком, чтобы я тоже ехал отдыхать. И я свернул и поехал.

Тут меня встретил папа и сказал, что он вполне доволен, как я откатал, что я молодец.

А мама сказала, что я, конечно, молодец, но еще два-три таких заезда — и папа тоже станет молодец-молодцом, а то на него уже рубашки не налезают.

И мне от этих папы-маминых слов стало так хорошо, так хорошо, что я даже не знаю, как. Тогда я подумал-подумал и решил: хорошее, чем от самого вкусного мороженого. Но только не от бабушкиного торта.

А Лёха меня не похвалил. Даже наоборот: он стал хохотать во всё горло и показывать, как я падал.

— Как лягушка, — хохотал Лёха, имея в виду сказку про лягушку-путешественницу, которая упала в болото, потому что квакала. — Ква-ква-ква! — дразнился Лёха.

Я хотел дать ему подзатыльник, но передумал, потому что он маленький и глупый, а мне и так хорошо. И тогда я залез в нашу машину, уселся там и стал думать о том, как в следующий раз обязательно кого-нибудь обгоню и не забуду сбросить газ на повороте. В следующий после следующего — ещё кого-нибудь. И так буду обгонять и обгонять, пока не останется никого. И приеду самым первым. И мне дадут медаль и подарок. Я ещё подумал, какой бы мне хотелось получить подарок, перебрал всё, что мне когда-то дарили, и вышло, что у меня есть всё. Разве что нет той машинки, которую сломал Лёха. Но я уже на него не сердился. Пусть ломает! Он ведь ещё маленький и глупый. Его даже на соревнование не допускают.

Но тут Лёха открыл дверь и протянул мне шоколадку.

— Это мне дядя Петрович дал за то, что мы с ним упали, — похвастался Лёха. — Одну мне, другую тебе.

И убежал.

Глава 12 Лёха — телезвезда

Пока я сидел и ел дядьпетровичев шоколад, Лёха сел на наш мотик и стал гонять по кругу из автомобильных покрышек. Так, от нечего делать. А мама стояла посерёдке и размахивала руками, потому что ничего нельзя было услышать из-за треска мотоциклов, которые носились по трассе.

И тут к маме подошли какой-то дядя с большой такой штукой на плече — телекамера называется — и какая-то тётя, но без штуки, и стали с ней разговаривать. А я сидел в машине и ничего не слышал, а только смотрел. Потом мне стало интересно, я вылез из машины и побежал к ним, чтобы узнать, о чём они разговаривают.

А они, оказывается, разговаривали о Лёхе.

Их, оказывается, дядя Петрович специально послал к маме, чтобы они сняли Лёху на телик, потому что они, дядя Петрович и Лёха, упали.

И дядя стал снимать Лёху, как он ездит туда-сюда, потому что он самый маленький из всех, кто умеет ездить на мотике на всём белом свете. А тётя, у которой был красный нос от насморка, стала его спрашивать.

— А скажи, Алексей, тебе не страшно? — спросила тётя нашего Лёху простуженным голосом.

— Не-а, — сказал Лёха и покрутил головой.

— Но ведь ты можешь упасть и удариться. Не боишься?

— Не-а, — ответил Лёха и опять так сильно покрутил головой, что большущий шлём на его голове повернулся, и стал виден только один Лёхин глаз.

Тогда мама поправила ему шлём, чтобы он мог отвечать на тётины вопросы, которая в это время сморкалась в платок. И Лёха ответил: — А я уже падал, — ответил он. — С дядей Петровичем. Мы ка-ак въехали с ним на горку, ка-ак перевернулись, ка-ак упали! Вжик! Вжик! Вжик! Дядя Петрович упал далеко, а я близко, потому что крепко держался за мотик. Дядя Петрович убился, а я нет. И тогда дядя Петрович дал мне за это шоколадку. И Юре дал тоже. Это мой старший брат. Вот он стоит. — И Лёха показал на меня рукой.

И дядя с тётей посмотрели на меня, как я стою.

А Лёха спросил:

— А вы Юру снимать будете? Он сегодня уже гонялся. Первый раз в жизни. А мне ещё нельзя: я маленький.

Тогда тётя ещё раз посмотрела на меня, как я стою, опять высморкалась и сказала дяде:

— Давай снимем и Юру. На всякий случай. Хорошо бы обоих на мотоциклах.

Мама повернулась к папе, который стоял в стороне и сказала дяде и тёте:

— Это наш папа. Он у нас и за тренера и за механика.

Папа подошел и сказал дяде с тётей:

— Здрасти! — сказал им папа очень вежливо.

И они папе тоже сказали «здрасти!»

А мама сказала папе, как обычно, то есть будто он маленький:

— Саша, попроси у кого-нибудь «полтинник» для Юры, чтобы их сняли вместе.

— Это не вопрос, — сказал наш папа и пошёл быстро-быстро за другим «полтинником», хотя у нас был свой «полтинник», только из старого большого мотика.

А тётя сунула мне под нос какую-то штучку и спросила уже у меня своим простуженным голосом:

— Так ты сегодня первый раз участвовал в гонках? — спросила тётя.

— Первый, — сказал я.

— Понравилось?