Я, мои друзья и героин

А я всё думала об этом дурацком тунце, которого я ему всегда покупала, он так любил его… Никогда в жизни больше не куплю тунца! Оглянулась на Детлефа, подумала: ему же теперь негде спать! Осторожно спросила: «Ребята, вы ещё живете в его квартире?» Детлеф ответил: «Да нет, его мать уже разобралась с квартирой. Живу сейчас у одного фраера…» Я сказала: «Ну и дурак!» Мне стало ясно, что я навсегда потеряла Детлефа. Он живет у фраера! Это резануло меня почти так же, как и смерть Акселя.

Детлеф успокоил: «Фраер в полном порядке. Ещё молодой, так, лет двадцать пять, и никакого живота. Я ему уже рассказывал о тебе. Можем вместе у него спать».

Мы погнали на точку, и Детлеф купил ширева. Встретили там ещё пару знакомых.

И я говорила каждому: «Вот говно-то с Акселем, да?» Но что-то никто не въезжал, и тогда я ещё пару раз сказала себе самой: «Вот говно-то с Акселем!» Мы пошли в туалет на Бюловбоген. Детлеф хотел вмазаться, а я пошла ассистировать. Ждала, что он предложит мне ширнуться. Может быть, я и отказалась бы тогда, ну – чтобы показать ему, какая я сильная и как круто справилась с отколом!

Но Детлеф и не думал ничего предлагать. А мне было так плохо…! Аксель умер, и я думала, что не перенесу этого. Пока Детлеф готовил, мне всё сильнее хотелось вмазаться. Я думала: ну один крохотный укольчик меня не посадит, а так хоть это говно со смертью Акселя и этим спальным фраером Детлефа вылетит из головы! Я попросила Детлефа.

Детлеф сказал: «Чёрт, ты что – опять? Ты же откололась!» Я сказала: «Понятно, старик, я – откололась! Но ты же сам знаешь, как это легко – отколоться! Ты-то тут, наверное, до столбняка надвинулся, пока меня не было! Давай, старик, честно! После того, как я наслушалась тут всего этого говна, мне просто надо немного!» Детлеф сказал: «Да, господи, это же не сложно – отколоться! Я мог бы это в любой день сделать – надо только захотеть. Просто я пока ещё не хотел. Но ты-то чего начинаешь я не понимаю!» Так болтая, он вмазался и оставил мне немного добрать. После длинного моего тайм-аута этого немножко хватило, чтобы срубить меня, и я почти забыла об Акселе.

В общем, на это раз прошло совсем немного времени, и я опять села на систему.

Мама ни о чём не догадывалась. Она была рада, что я так хорошо поправилась, и что не так быстро сбрасываю эти килограммы.

Теперь, чтобы видеться с Детлефом, мне приходилось ходить к его фраеру Рольфу.

Ведь больше нигде у нас не было общей кровати! Этот подонок Рольф не понравился мне с самого начала! Он был без памяти влюблен в Детлефа. И, конечно, ревновал ко мне! Когда мы вдруг ссорились с Детлефом, он бывал ужасно рад этому, и всегда вставал на сторону Детлефа. Там у него каждые пять минут я психовала, меня бросало то в жар, то в холод, а Детлеф обращался с этим Рольфом как со своей женой или подругой, посылал его за покупками, заставлял готовить и мыть посуду. Это-то как раз меня и раздражало больше всего, потому что я бы и сама с удовольствием ходила за покупками для него или готовила!

Я говорила Детлефу: «Слушай, что это мы тут как неразлучная тройка! Третий – лишний! Это какое-то недоразумение!» Но Детлеф отвечал, что другой кровати у него нет и не будет. Да и Рольф в полном порядке… По крайней мере, не было такого клиента, который раздражал бы его меньше, чем Рольф.

Детлеф делал с Рольфом всё, что хотел. Постоянно орал на него: «Да ты должен только радоваться, что я вообще живу у тебя!» Залезал к нему в постель, только когда ему срочно нужны были деньги. Наша с Детлефом кровать стояла в той же комнате, где спал Рольф, и когда мы занимались любовью, Рольф смотрел телевизор или, скучая, смотрел в потолок. Он был совершенно голубым, эта свинья, и всё остальное ему было неинтересно. Нет, мы все трое были просто кончеными типами…

А меня всё не покидал страх, что Детлеф от своей работы и сам станет голубым, и как-то ночью мне показалось, что это уже случилось. Ему надо было к Рольфу, потому что деньги заканчивались. Я лежала в другой кровати. Детлеф выключил свет.

Он всегда выключал свет, когда я была у них, а ему приходилось ублажать Рольфа.

Всё длилось подозрительно долго. Мне послышалось, что Детлеф там стонет. Я встала и зажгла свечу. Они двигались вдвоём под одеялом, и мне показалось, что они обнимаются. Это было против моих договорённостей с Детлефом: позволять себя обнимать! Я страшно окислилась! Так окислилась, что даже не смогла сказать Детлефу, чтобы он шёл ко мне, в конце концов! Я только сказала: «Да уж, наверно зверски приятно!» Детлеф промолчал, Рольф взбесился. Он вскочил и потушил свечу. Всю ночь Детлеф оставался в его кровати, а я проплакала всю подушку. Я плакала беззвучно, – не хотела, чтобы они оба знали, как меня проняло, и на следующее утро я была так расстроена, что начала всерьёз думать о том, что пора бросить Детлефа. Понятно – героин становился всё больше и больше содержанием и сутью нашей любви, а мы этого как будто не хотели замечать…