— Ясно. Я никуда из своей комнаты не переберусь.
— Хорошо, живи там, где тебе нравится, — быстро кивнула я, понимая, что сейчас лучше не давить. — Комната на третьем этаже будет ждать тебя, — добавила я, заметив, как мальчик фыркнул и мужья приосанились. — Можем пока сделать там ремонт, если хочешь?
— Аделаида… — протянул зло Карл.
— Не сейчас, — рыкнула я в ответ, кинув на «мужа» гневный взгляд. — Я может и не самая лучшая в мире мама, но с этого дня я постараюсь ею быть. Один неправильный взгляд в сторону Мэтью, одно кривое слово и вы вылетите отсюда вместе со своими прошмандовками! Я все сказала!
Тяжело дыша, я постаралась успокоиться. Меня буквально потряхивало от спектра просто непередаваемых чувств. Еще немного и я точно не сдержусь! И уж тогда я не знаю, как здесь все закончится. Останавливает меня только взгляд одинокого маленького волчонка Мэтью. Боже, я ведь даже не представляю, что ему пришлось пережить за все это время. И тут уж речь не идет о двух годах, здесь можно смело брать в расчет всю жизнь мальчика.
— Мэтью, мы можем поговорить наедине? — тихо попросила я, закусив от напряжения губу.
— Если хочешь… — буркнул он неуверенно и посмотрел на любовниц своих отцов.
Пусть я только узнаю, что эти курицы пугали мальчика, я им покажу, где раки зимуют! И тут уж они не отделаются простым изгнанием из особняка. Найду и проведу через все семь кругов ада! Всех!
Глава 14
Глава 14.
Оказавшись в гостиной на втором этаже, я присела на край дивана, смотря на невозмутимого Мэтью. Мальчик казался совершенно спокойным. Не было ни взволнованного блеска в глазах, ни неловкой улыбки или едва уловимых взглядов. Что есть мама, что ее нет, без разницы.
Впрочем, я же знала, что будет сложно. Мэтью пусть и маленький, но у него тоже есть чувства. Нельзя бросить его, а после прийти и ждать распростертых объятий.
— Я не знаю с чего начать… — пробормотала я, реально не зная, что сказать. — Для начала, думаю, мне стоит извиниться перед тобой.
— Как хочешь, — безразлично пожал плечами мальчик и у меня, чего уж, слезы появились на глазах.
Как же Аделаида его обидела! Как есть дура и тут уж ничего не скажешь.
— Хочу, — решительно выдохнула я. — И прошу прощения. Я была все эти годы откровенно плохой матерью. Но я очень надеюсь, что еще не все потеряно и ты сможешь когда-то простить меня. От себя скажу только, что я готова ждать этого дня столько, сколько потребуется.
— Хорошо.
Вздохнув, я поджала губы и опустила голову, пытаясь понять, чтобы я чувствовала на месте Мэтью. Получалось откровенно плохо, пусть я и выросла без отца. Мама хоть и искала свою большую любовь, но нас никогда не бросала. Да, было трудно, но это позволило мне и моим братьям сплотиться, стать опорой друг для друга. А вот кто был опорой для Мэтью? Может он и закрытый от того, что некому было рассказать то, от чего болит душа?
— Расскажешь мне немного о себе. Что ты любишь? Чем занимаешься? Как успехи в школе?
— В школе все хорошо, — повел плечом Мэтью. — Скоро закончатся каникулы, так что…
— В каком ты сейчас классе?
— В младшей школе. Со следующего года буду уже в средней школе учиться.
— Все понимаешь?
— Как все… — буркнул мальчик, и я неловко улыбнулась, прекрасно понимая, что душевного разговора матери и сына у нас не вышло.
Кажется, не получиться из меня настоящей мамы. Не знаю я, как правильно вернуть ту связующую нить между самыми дорогими людьми. Увы, но то, что я нянчила младших братьев, никак мне не помогло.
— А что ты любишь? Есть то, что тебе очень нравится?
— Не знаю, — пожал плечами Мэтью и сцепил свои маленькие ручки вместе.
— Хорошо, я поняла.
— Все? Я могу идти?
— Конечно, — пробормотала я. — Мэтью… если тебе что-то будет нужно или ты просто захочешь поговорить, я всегда буду рада выслушать тебя, — быстро выпалила я, когда… мой сын направился к двери. — И… можно я тебя обниму?
— Как хочешь…
Быстро вскочив с насиженного места, словно меня ужалила оса, я подскочила к Мэтью и порывисто его обняла, чувствуя, как беззвучно льются из глаз слезы. Не знаю, возможно, я накручиваю, может действительно что-то есть, но у меня все внутри разрывается от боли и невозможности прижать к себе мальчика. Словно бы он и, правда, мой ребенок.
Впрочем, нет никаких «словно». Мэтью — мой ребенок!
И я сделаю все, чтобы он был счастлив!
— Извини, я немного увлеклась… — пробормотала я, отпустив наконец-то Мэтью.
— Ничего… — покачал опущенной головой сын. — А как же…?
— Что?
— Нет, ничего…
Присев немного на корточки, чтобы не смотреть на Мэтью свысока, я заглянула в нахмуренное лицо мальчика. И если до этого его непроницательное лицо я относила только к себе, то сейчас буквально кожей ощутила, что здесь что-то не так.
— Мэтью, ты можешь спросить все, что хочешь, и я отвечу только праву, не в зависимости от вопроса. Обещаю.
— Как же… как же твой мужчина?
— Какой мужчина? — опешила на несколько секунд я. — Мэтью, не знаю, кто и что тебе сказал, но у меня не было никакого мужчины. Я жила в старом имении нашей семьи. Точнее, болела.
— Ясно.