«…Я молчал 20 лет, но это отразилось на мне скорее благоприятно»: Письма Д.И. Кленовского В.Ф. Маркову (1952-1962)

19) Строфа 99. Вместо «да, нам» советовал бы «и нам».

20) Строфа 105. Не нравится мне «иная ли работа». Неуклюже.

21) Строфа 111. «памятуя все типы» — вероятно, тоже нарочитый перебой? Советовал бы устранить. Можно «запомнив все типы».

22) Строфа 113. «быстрее поездов» в наше время уже не образ.

23) Строфа 116. «Убранство страны моей Трансваль». Что Вы хотели этим сказать? Ума не приложу… И горячо возражаю, как и против Вальми. Вообще, после прекрасных строф 113–115 строфы 116 и 117 как-то не удовлетворяют и выпадают из картины.

24) Строфа 119. «отчаянный» и «вперехлёст» тоже не к месту в заключительных строфах поэмы, не в их смысле и стиле.

Вот все, что я могу «возразить». Это мелочи! Интересно, совпадут ли некоторые мои соображения с Вашими, поскольку Вы пишете, что и на Ваш собственный вкус поэма еще не вполне отделана.

Где будете печатать? Советовал бы в «Н<овом> ж<урнале>». Все-таки самый солидный и заплатит больше других.

С Вашего разрешения возвращаю поэму простой почтой, воздушной было бы разорительно.

Желаю удачи в окончательном оформлении поэмы! Еще раз спасибо за нее; и за то, что прислали, и вообще!

Да, еще: в строфах 73 и 74 разговор с Ладой переходит в разговор с Богом. Это обязывает! Требования к Богу — тема трудная и спорная. С нею Вы в этих строфах, по-моему, не справились. Звучат они, я бы сказал, по-елагински. Это очень важное возражение, а я чуть было его не пропустил

Искренне Ваш Д. Кленовский

12

25 ноября <19>54

Дорогой Владимир Федорович!

Письмо получил. Вы напрасно вроде того, что извиняетесь наперед, буде не последуете моим советам! Ну ясно же, что решать придется самому! Многие мои соображения к тому же практически неосуществимы, иные сомнительны, а все вместе взятые — плод сугубо личного вкуса. Кое-что я по забывчивости просто не понял. Трансвааль, например, как-то выпал у меня из памяти, и только после Ваших разъяснений в ушах зазвучало: «Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне!» (так?) А вот насчет Вальми…[71] Помню, что в 1797 г. было такое, не очень-то решающее, сражение между французами и пруссаками, на котором в качестве «наблюдателя» от веймарского герцога присутствовал Гете, написавший о сем в «Campagne in Frankreich»[72], но что он написал — не припоминаю. Вне Гете Вальми, насколько мне помнится, никак не принято считать неким поворотным пунктом истории. М. б., Гете, именно в связи с личным своим присутствием, так Вальми воспринял, но не слишком ли это субъективно? Я все-таки против Вальми и против Трансвааля… Вы ими, на мой взгляд, не достигаете того эффекта, на который рассчитываете, и тем снижаете значение этих мест поэмы.

Статья Ваша в «Н<овом> журнале»[73] понравилась мне чрезвычайно. Она необыкновенно убедительна в своей ясности и четкости. Со всеми Вашими тезисами нельзя не согласиться.

Терапиано, как это ни странно, совершенно лишен воображения. Считает себя непогрешимым мэтром. Иваск — другое дело, но он, — кажется мне, — легко эпатируется. Что он в восторге от В<ашей> поэмы — это я понимаю, но от «перебоя»… — это уже истерика!

А теперь давайте ссориться по поводу Иванова. Стихи его в «Н<овом> ж<урнале>»[74], несомненно, замечательно сделаны. Кажется, именно в применении к стихам Иванова впервые появился эпитет «пронзительные»[75]. В некотором отношении они именно пронзают, но тех, кто… дает себя легко пронзить. На меня лично духовный нигилизм Иванова не действует, и стихи его, как хорошо они ни сделаны, меня не волнуют. Если вглядеться, в стихах И<ванова> не столько травмы, сколько позерства. Кроме того, они наивны, и в этом, пожалуй, их главная беда. Восьмистишием с персональным выговором Господу Богу[76] проблемы мирозданья не разрешить. Конечно, предложение покончить сразу «с мукою и музыкой земли»[77] звучит (я имею в виду подчеркнутые слова) чарующе-блестяще, но по существу это же детский лепет! Не нужно быть непременно верующим христианином, чтобы отвергнуть мысли И<ванова>. Достаточно просто понимать, что вселенная, человек, зверь, дерево — все это штука хитрая и мудреная, гамма сложнейших нюансов и возможностей, и вот этак, с плеча, парой блестящих фраз, с нею не разделаешься. Судить же о стихах И<ванова> вне их содержания — нельзя, ибо он сам на нем настаивает.

К моему удивлению, я нашел в стихах Иванова элементы внутренней и внешней подражательности. № 2[78] — типичный Адамович, № 5[79] — стопроцентный Елагин, № 6[80] — Оцуп, № 7[81] — Одарченко[82], № 13[83] — Заболоцкий (вплоть до неправильного «Заболоцкого» ударения: камбала вместо камбала) и т. д. Кстати, этот № 13 не могу не назвать позорным… Некоторые стихи проигрывают от внутренних противоречий. Какая же поэзия «точнейшая наука», если поэту приходится «подчиняться произволу рифмы», и ему это «все равно» (а вторая строфа стихотворения — замечательная!).

Обратите внимание на новый адрес на конверте и фамилию: Крачковский. Мы перебрались наконец из нашей совершенно невыносимой сырой деревенской комнаты в город[84].