Он окончательно закопался в высоченные кусты черемухи. На секунду скрылся из виду. Я сделала опасливый шажок вперед. Егор раздвинул заросли руками, и я разглядела черно-белый рисунок на выщербленной стене.
Двухэтажный дом смотрел на нас выбитыми окнами-глазницами. Над ним кружили птицы. Сверху нависало черное солнце, лежащее на белых облаках. Дом был мрачен. Тревожен. Я поежилась, всматриваясь в его очертания. Чем дольше смотришь, тем страшнее. У крыльца видны тени, изломленные, рваные. Похожие не на людей, а не монстров. Крыльцо будто лапа, что тянется из земли. На заднем фоне куски забора – как дьявольский оскал. А то белое пятно возле крыши – словно потек крови.
– Красиво… – вымолвила онемевшими губами.
Не соврала. Это было невероятно, только очень жутко.
Ничего общего с теми граффити, которыми обычно исписаны стены. Настоящий шедевр.
– Угу. Захотелось показать. Ладно, поехали обратно. – Егор скрыл дом за ветвями и отряхнул ладони, ничего не собираясь объяснять.
Но я успела рассмотреть в левом нижнем углу дома надпись «Е. Лисовский. 2018».
– Это сделал ты?!
Мрачный кивок.
– Да ладно?! Не шутишь?!
Второй кивок.
– Было дело. Но как-то перегорел ко всему этому.
– То есть ты не рисуешь? Вообще?
– А зачем? – пожал плечами. – Я же поверхностный, мне важнее девушки.
– Хватит. Ты сам знаешь, я сказала это не всерьез. Просто ты не такой, как надо. И это бесит.
– А какой я, Ирэн?
Закрытый. Нарочито веселый. Нахальный. Язвительный. Недоступный для понимания, а потому пугающий.
Как же признаться тебе во всем?
А если рассмеешься? А если откажешь? А если назовешь меня идиоткой?..
– Явно не тот, кем хочешь казаться, – ответила тихо.
Егор усмехнулся.
– Минутка психоанализа окончена? – уточнил он. – Тогда поехали дальше.
– Куда? – спросила обреченно, но он уже схватился меня за ладонь и потащил в автомобиль.
Мы вновь мчались в неизвестном направлении, и я рассматривала профиль Егора по-новому. Сосредоточенно вглядывалась в черты, пытаясь понять: что он скрывает и скрывает ли? Почему он голышом прячется в погребах и он же вытворяет невероятные вещи, от которых кровь закипает в жилах?
– А есть еще такие… – долго не могла подобрать слова, крутила телефон в руках, – рисунки?
– Есть, – не отвлекаясь от дороги. – В своё время я попортил много заборов. Почему-то до сих пор не закрашивают.
Я даже понимаю: почему именно. Это же невероятно красиво. Стильно. Мрачно.
– Покажешь?
– Возможно.
Затормозил на светофоре и, не дожидаясь зеленого сигнала, резко стартовал на желтый.
– А почему ты не рисуешь просто? Ну, на бумаге?
Даже не ответил, только дернул щекой.
Понятно, не хочешь говорить – не надо. Это не значит, что я закончу допрос. Тем более обстановка располагающая. Даже музыка на минимуме, и мне не хочется включить её громче.
– Куда ты меня везешь?
– Показать изнанку Москвы, – куда радостнее ответил Лисовский, переключаясь с неприятной темы. – Что ты видела?
Я принялась перечислять. Соборы и заводы, здания и парки, скульптуры и памятники. Мы с Галей выполнили программу максимум и обошли всё, что только можно. Освоили путеводитель полностью, даже сходили в заброшенную больницу, которая значилась как «лучше не посещать».
Её, действительно, было лучше не посещать. Никого там не нашлось, кроме недружелюбно настроенных бомжей.
Егор хмыкнул и не стал ничего объяснять, но на сей раз мы направлялись куда-то к центру города. Проехали Останкинскую телебашню, такую высоченную, что нужно задирать голову. Свернули на оживленные даже ночью улицы.
Затормозили в зоне платной парковки.
– Жди, – приказал Егор и ушел, не забыв заблокировать двери.
Я посмотрела по сторонам. Незнакомая улица. Рядом нет ни магазинов известных, ни баров, ни каких-то известных мест. Новенькие высотки, стеклянные, сияющие.
В окно постучали спустя целую вечность.
– Идем, – Лисовский поманил меня рукой.
В руках он держал набитый доверху бумажный пакет из-под фастфуда. Запах стоял тот самый, от которого живот скручивает в узел, а рот наполняется слюной. Резкий такой, картофельно-мясной.
– Проголодался? – спросила язвительно.
– Угу, очень. – Егор кинул в рот кусочек картошки фри и с аппетитом прожевал. – Ну чего ты застряла. Нам наверх.
Мы вошли в непримечательный подъезд, на лифте поднялись на последний этаж.
Э-э-э. Он хочет привести меня домой?
Типа: вот тебе гамбургеры, раздевайся?
Но Егор не достал ключей, а распахнул дверь, ведущую на черную лестницу. Мы поднялись вверх и уперлись в ход, ведущий на крышу.
– Проходите, миледи, – усмехнулся Лисовский, открывая люк.
Удивительно. В нашем городе все такие лазы давно заколотили либо навесили замки. Ибо молодежь любила ошиваться там в поисках прикольных кадров на краю пропасти.
Если честно, сама я трусила, даже когда друзья подбивали. Не люблю высоту. Ничего не могу с собой поделать. Живот сводит, стоит приблизиться даже к безобидному балкону – что говорить об опасной крыше.
Но не признаваться же в этом Егору. Мол, извини, но я последнее трухло, а потому подожду тебя внизу.