Я. Москва. Нахальный парень

– Между нами ничего нет, – дернул подбородком. – Мы с пеленок вместе, матери дружили долгие годы. Год назад родители развелись, мама уехала в Европу с новым мужчиной, а Илона стала меня подкармливать. Она хорошая, не думай плохого.

Угу, помню, как эта «хорошая» девочка шипела на меня и корчила страшные морды, изгоняя из дома Егора.

Я ведь не злобная карга. Дружите, общайтесь. Но без возможности остаться наедине в квартире. Без совместной готовки и мытья раковины. Без шортиков коротких, которые – уверена – она носит в жаркие дни.

Или я всё-таки ревнивица и вообще плохой человек?..

– Охотно верю, – легкий кивок. – Между мною с Гришей тоже ничего нет. Мы просто живем втроем в одной квартире.

Аргумент оказался решающим. Он подумал-подумал – видимо, до сих пор наличие в его жизни Илоны никого не пугало – и сказал:

– Я обещаю поговорить с ней.

Знаете, мне понравились эти слова. Я почувствовала, как за спиной распускаются крылья. Лисовский меня услышал. Он не пообещал изгнать Илону – да и не должен он никого изгонять, – но и не отмахнулся, типа: девушек много, а подруга одна.

Это казалось мне важнее громких признаний. Возможность договориться. Обсудить.

Улицы наполнялись дневным шумом. Ветер трепал волосы, и солнце настырно лезло в глаза. Погода была чудесная, но мы погуляли совсем немного. Побродили по дворам и разошлись возле подъезда "моего" дома. Егор начал зевать и так сильно клевать носом, что грозился рухнуть на землю. Выпитый кофе не спасал.

Мы долго целовались напоследок. Тянулись друг к другу. Пробовали. Осматривали. Боялись сделать лишний вдох. Что-то новое опутывало ребра, стискивая сердце. Невесомое, но цепкое. Что-то, одновременно отрезвляющее и дурманящее.

Я возвращалась в квартиру – надеюсь, мама Гриши не сожгла ту дотла – и думала о том, как причудливо всё складывается. Как уезжать, если в твоей жизни появился человек, близость к которому лишает тебя разума?

Как же все-таки внезапно. Один поцелуй, одна совместная ночь. И всё. Словно новая жизнь. Вдруг он разочаруется во мне? Вдруг я не смогу смириться с особенностями его характера? Мы слишком разные.

Даже в поступках.

Лисовский запросто предлагает встречаться едва знакомой девушке. Я терзаю себя сомнениями.

Что же делать? Почему так неспокойно на душе, будто бы сказки не кончаются на признании в чувствах?

* * *

Тишина. Загробная такая, катастрофическая, близкая к состоянию апокалипсиса. Волосы встали дыбом по всему телу, стоило мне переступить порог квартиры. Шмыгнувшая ко мне Маська потерлась о ноги, мяукнула что-то непонятное, будто бы пожаловалась. Я погладила её по короткой шерсти и зашла в комнату.

Заплаканная Галя сидела, обернувшись в одеяло, размазывая сопли по лицу. Она обложила себя носовыми платочками, раскидала вокруг как бутоны белоснежных роз. Девушка плакала беззвучно, глотая слезы, захлебываясь ими. Поблизости не было ни Гриши, ни его матушки.

Ни вещей блудного сына.

Подозрительно.

– Ты чего? – Я присела на краешек кровати.

– Он ушел…

– Надолго? – спросила с мнимым сочувствием, а сама подумала: да и пускай.

Какой смысл от человека, которого поманят пальчиком, и он несется как угорелый? Никто не говорит, что Гриша должен был отказаться от семьи и податься в бега с Галей, но вся эта ситуация попросту нелепа.

Позавчера клялся мне в любви, вчера целовался с Галей, а сегодня собрал шмотки. Нормальный вообще?

– Навс-сег… – Всхлип поглотил половину слова, но я и так поняла.

– Ну и забей. Нужен тебе такой тюфяк?

– Ну-у-ужен.

– Зачем?

Галя задумалась. Вообще иногда полезно задавать себе неприятные вопросы и пытаться ответить на них честно, без лукавства.

"Почему я, такая великолепная, страдаю из-за какого-то недоразумения?"

"Зачем мне это надо?"

"Не пойти ли ему лесом?"

"А если пойти, то в какой конкретно лес?"

– Просто нужен, – повторила менее уверенно. – Мы  ведь целовались.

– И?..

Сомнительный довод. Поцелуй ещё ничего не значит. Это всего лишь сиюминутное проявление чувств, за которым не следует никакого продолжения.

Хм, как заговорила. А у самой-то поцелуй во что перерос?

В форменную катастрофу, вот во что.

– Он милый, домашний такой, – перечисляла Галя. – Всегда помогал, хвалил мой чай. Говорил, что даже у мамы хуже получается.

– Галь, парень должен быть не уютным, он же не занавески, – сообщила я тоном женщины, повидавшей многое на своем жизненном пути (на самом деле, ничего). – От парня должно искрить в глазах. Не, я тебя понимаю. Ты расстроилась из-за неудачи с Сиверским, кинулась на первого попавшегося козла. Но Гриша не стоит твоих слез, уяснила? Что ты с ним будешь делать? Делить с мамой? По четным он дружит с тобой, а по нечетным массирует маме пяточки?

Я убеждала её до хрипоты, а вместе с тем убеждалась и сама: мало получить ворох красивых слов, за которыми ничего не стоит. Нужны поступки. Действия.

К примеру, Егор пообещал разобраться с Илоной, но что за этим скрывалось? Он попросит её не готовить? Отберет ключи? Выгонит из квартиры? Или оставит всё как есть, просто не будет «травмировать» меня правдой?