Я. Москва. Нахальный парень

Спустя примерно целую вечность непрерывного труда мясо было перекручено, помидоры поджарены до черноты, а сыр натерт на мелкой терке в кашу. Пока блюдо бурлило в формочке, Егор созерцал его через дверцу духовки.

Внезапно до чесотки захотелось написать Ире. Как она там? Что делает? Заодно можно рассказать про лазанью, даже пригласить в гости. Так сказать, романтичный ужин устроить. При свечах и обязательно с таблеткой от диареи в качестве десерта.

Но почему-то на гордо сообщение – «готовлю лазанью» – Ира не отреагировала вообще. В обмороке, что ль, от удивления?

Старый Егор даже обиделся бы. Он тут хвастается трудовыми подвигами, осваивает новые горизонты. Где же: "Вау, ты такой молодец"?

Но новый Егор предпочел пригласить Дроздову к себе, дабы покорить её кулинарными успехами.

Приезжай

Зачем?

Попробовать лазанью

Спасибо тебе, конечно, но я не буду пробовать лазанью, которую сваяла твоя ненаглядная Илона. Её, может, и устраивает быть на подхвате, но меня – точно нет.

Да что на них обеих нашло?

Лисовский сделал фотографию, которая красноречиво намекала: такой «шедевр» мог родиться только из-под пера одного конкретного художника.

Ты думаешь, это готовила Илона?

Егор, мне плевать, кто это готовил.

Точно, всеобщее помешательство. Как же просто было несколько недель назад! Не надо думать о чьих-то чувствах, не надо пытаться понять ранимую девичью душу. Разошлись, и дело с концами.

Вернуться, что ли, в эти беззаботные времена? Написать кому-нибудь из девочек?

Почему тогда вся сущность Егора дыбится от этих мыслей? Почему хочется поехать к Ире, поговорить с ней? А незнакомых, непонятных девушек совсем не хочется?

Завернув кулинарное творение в полотенце, Лисовский оделся и рванул к Дроздовой Ирине.

Интересно, парни когда-нибудь дарили ей лазанью? Пересоленную, подгоревшую, зато очень душевную.

Так сказать, подарок, сделанный своими руками.

А с рукоделием у Лисовского всегда были проблемы.

Глава 13. Сегодня – жить

Когда в дверь зазвонили, я даже не отреагировала. Всё, хватит с нас гостей. Сестер и братьев, матерей и отцов, зятьев и прочей нечисти, которая ходит сюда словно на работу. Надо поскорее собрать шмотки и уезжать. Галя как хочет, а мне надоело. Сегодня же займусь сборами. Только немножечко ещё поплачу.

Приятельница, поняв, что от меня ничего не добиться, сама пошла открывать. Вернулась она спустя минуту, помялась на пороге.

– Ир, там Егор.

– Пусть проваливает, видеть его не желаю, – ответила тихо.

– То есть как проваливает? – закашлялись в коридоре, и на пороге возвысился парень с лотком на вытянутых руках. – А шарлотка?

– Это лазанья, – подсказала Галя, заглядывая внутрь лотка. – Шарлотка с яблоками, а у тебя сверху сыр… подгорел.

– Точно, – обрадовался Лисовский, скорчив нахальную улыбку. – Я уже в четвертый раз их путаю. Короче говоря, девушки, приглашаю вас на трапезу.

Галю беззастенчиво окунула палец в блюдо и сообщила:

– Ты её пересолил.

Лисовского эта мелочь даже не смутила.

– Ладно, необязательно её есть. Посмотрим, пофотографируем и проводим в мир иной.

– Я не буду делать с тобой что-либо, – влезла я тусклым, поникшим голосом. – Хватит. Завтра уеду из квартиры.

– В смысле уедешь? – вопросили Галя с Егором в один голос, причем девушка скорее с испугом, а Лисовский – в полном шоке

– А чего вы такие зареванные? –  внезапно осознал Егор, переводя взгляд то на Галю с распухшим носом и красными глазами, то на меня, такую же красавицу. – Кто-то помер? Гриша?

– Лучше б помер, – буркнула Галя, выхватывая лоток с лазаньей и плюхая её на стол.

– Объяснитесь, в конце-то концов! – Егор поморщился.

– Давай выйдем? – я утерла слезы, нехотя поднялась с дивана.

Мы вновь очутились на том самом балконе, с которого началось прошлое приключение. Я посмотрела вниз, поморщилась. Лисовский стоял за спиной, но не касался. Не мешался. Не лез.

– Что случилось, Ирэн? – вопрос вроде бы ехидный, но чувствуется вся серьезность. – Что я сделал?

– Егор, ты же не дурак, – я глубоко вдохнула, чтобы голос звучал ровно. – Ты же должен понимать, что я не готова мириться с другими девушками.

– Нет никаких других девушек, – пресек он.

– А Илона?

– Мы с Илоной поругались. Из-за тебя. Точнее – из-за того, что я считал нас с ней друзьями, а она мечтала о чем-то большем и не смогла смириться с тобой. Но если выбирать между ней и тобой, то… у нее нет ни единого шанса.

Звучало правдиво и даже болезненно, будто Лисовский дико переживал, просто изображал по обыкновению циника.

Я обернулась к нему, надеясь рассмотреть во взгляде что-то, сама не знаю, что именно. Обман? Или какой-то знак, означающий: у нас есть будущее? Но глаза Егора были темны и полны тумана. Беспросветной пустоты, в которой легко затеряться, из которой невозможно выбраться.