Я - Мышиный король

Тем не менее, Клаус не обратил на это внимания, потому что по широкой мраморной лестнице, украшенной бюстами неизвестных героев, меж которыми в громадных плафонах переливались огнями волшебными светящиеся цветы, на почтительном расстоянии сопровождаемый свитой, своим праздничным великолепием как бы тоже образующей живой цветник, под руку с гибким, одетым в облегающий мех человеком, плавной медленностью движений подчеркивая важность происходящего, приближался к нему сам Мэр, и свободная, в пенной манжете рука его поднималась, изображая приветствие.

- Я рад видеть вас, дорогой друг! Принц, позвольте представить вам нашего избавителя!..

Человек, находившийся рядом с Мэром, вовсе не одетый в меха, как показалось Клаусу поначалу, а обросший кошачьей шерстью, поверх которой был натянут роскошный камзол, и с кошачьей же мордой, чьи острые уши не могла скрыть даже красная шапка с пером, словно нехотя, протянул вперед гибкую лапу и, коснувшись плеча, промурлыкал, почти неразборчиво сливая согласные:

- О, как он молод!..

Клаус почувствовал когти, проникшие сквозь одежду до самой кожи.

Плечо его непроизвольно дернулось.

- Молод, но очень отважен! - поспешно сказал Мэр. Вряд ли, принц, вы найдете еще такой ясный ум и такое благородное сердце!..

Правая рука его сделала нетерпеливый жест, и как будто из воздуха, материализовался поднос с тремя тонкими вытянутыми бокалами. Замороженное шампанское тенькало в них мелкими пузырьками.

- Я предлагаю тост за дружбу, которая отныне скрепила всех нас, и за наш Великий Союз! - торжественно провозгласил Мэр. Длинное лицо его побледнело от значительности момента. - За те узы доверия и взаимной любви, которые нас объединяют. Ваше здоровье, сир!..

Шампанское было сладкое, ледяное и, шурша тихим газом, как будто испарялось во рту. Голова у Клауса сразу же закружилась - музыка стала слышнее, а великолепное убранство дворца - светлее и радостнее.

Начинался восхитительный праздник.

Мэр изящно взял его его под руку с одной стороны, а бесшумный в движениях принц Фелида (Клаус уже откуда-то знал, как зовут этого странного человека) осторожно просунул лапу с другой.

Свита почтительно расступилась.

Они поднялись по лестнице и вошли в главный зал, весь заполненный расфранченными толпами приглашенных. Стены зала терялись в некотором отдалении, на колоннах и выступах пламенели живые цветы, а под вогнутым расписным потолком, где трубили пузатые ангелы в белых одеждах, словно порожденная небесной голубизной, как чудовищная каракатица, плавала, наверное, трехтонная люстра из переливчатого хрусталя и волнистые нити ее, казалось, парили на волнах музыки.

Медленно вращался сиреневый темный кристалл на ореховом столике, который отражался в паркете.

Клауса подвели прямо к этому столику, и горящий вдохновением Мэр, бросив за спину уже ненужный бокал (впрочем, тут же подхваченный и унесенный подскочившим лакеем), обернулся, как бы приглашая к участию горящие любопытством лица и, привычным жестом оратора подняв обе ладони, очень звонко провозгласил - без особых усилий перекрывая торжественность менуэта:

- Звездные Карты, сир!..

Клаус тут же почувствовал, как напряглись мышцы на лапе принца Фелиды. Острые когти, вторично проникнув до кожи, отдернулись.

Музыка, льющаяся из потолка, стала немного тише.

- Слава Мышиному королю! - зашелестело по залу.

Он шагнул к столику.

Три громадных, по-видимому, выкованных из металла карты лежали на светлой поверхности, бронзовые рубашки их были окаймлены птицами и растениями, а на полированной глади, наверное, сделанные из рубинов, будто твердая кровь, багровели затейливые созвездия.

Он узнал Скорпиона, Стрельцов и Волосы Вероники.

Правда, в каком-то необычном, как будто перекошенном ракурсе.

- Прошу вас, сир!..

Голос Мэра звенел требованием и надеждой, наступила вдруг жуткая тишина, и в огромном пространстве ее Клаус услышал свое прерывистое дыхание.

- Слава Мышиному королю!..

Твердыми, негнущимися пальцами он перевернул первую Карту, и медвежье лицо, как живое, неожиданно высунувшееся оттуда, исказилось от боли и вспыхнуло огненными языками только горстка горячего пепла осталась через секунду в прямоугольнике бронзы. Да еще - страшный запах, как будто от подгоревшего мяса.

Клаус поморщился.

А из второй перевернутой Карты, как из зачарованного колодца, глянули темные иронические глаза Геккона: ободок расширенного зрачка немного фосфоресцировал, а старушечьи мелкие складки, собравшиеся в уголках, вероятно, показывали, что Геккону сейчас очень весело.

И действительно - из бронзового переплета донесся хриплый смешок.

- Прощайте, сударь...

Затем - снова огонь.