А на эстраде сидел советский офицер, серый армеец в затянутой поясом гимнастерке, с портупеей, пропущенной под зеленый выцветший полевой погон, и рояль под его пальцами гремел, заполняя пространство звуками, столь близкими венгерской душе.
Когда Пинчук кончил, аплодисменты раздались дружные и абсолютно искренние. Звучали возгласы одобрения. Кто-то крикнул «Браво!». Кто-то потребовал «Бис!»
«КРАСНАЯ АРМИЯ ВСЕХ СИЛЬНЕЙ»
В одной из поездок по Германской Демократической республике меня сопровождал переводчик Вальтер Хоффман. В годы второй мировой войны он был авиатором Люфтваффе — гитлеровских ВВС. Стрелком-радистом летал на бомбежки английских городов, а в конце войны из-за нехватки самолетов его перевели в пехоту. В окружении под Корсунем-Шевченковским Хоффмана взяли в плен, и он попал в Красногорский лагерь под Москву.
— Чем ты там занимался? — спросил я.
— Работал коренным конем, — ответил Хоффман с некоторой долей иронии.
— Как это, объясни. Мне не понятно.
— Все очень просто. Красногорский лагерь был большой. Пленных содержалось много. Все они ели и переваривали пищу. Сортиры — так это по-русски? — надо было чистить каждый день. Этим занимался русский специалист. Он утром приезжал в зону на лошади, которая везла бочку. Заезжал за колючую проволоку. Распрягал лошадь и давал команду: «Гансы, запрягайся!». Мы запрягались. Я становился в середину между оглоблями. Был коренником, как говорил Иван.
— Возчика звали Иван? — спросил я.
— Не помню. Он нас называл «Гансами», мы его звали «Иван». Он не обижался.
— И вы везли бочку?
— Мы. Было еще двое. Они работали, как это… а вот: были пристяжными… Пока работали, лошадь стояла и ела сено. Весь день.
— Для чего тогда была нужна лошадь?
— Мы спрашивали Ивана. Он это объяснил так: «Товарищ Сталин нас учит, что лошадей надо беречь. Лошадь стоит дороже человека. Человека любой мужик сам сделать может. А вот попробуй сделать лошадь…» Мы не возражали. Если это сказал товарищ Сталин, возражать такому было опасно.
ИКОНОПИСЬ ИЛИ ГОЛОГРАФИЯ?
Видеть будущее может лишь тот, кто правильно оценивает настоящее и не идеализирует прошедшее, не пишет с него икон.
Была ли несокрушимая и легендарная армией народной?
Если «народность» измерять тем, что по призыву в Вооруженных Силах вынуждено было проходить службу все мужское население страны, то да. Хотя призыв и рекрутчина лишь немногим отличаются друг от друга.
По всем другим параметрам «Несокрушимая и легендарная» была только орудием для удержания власти в руках правившей в стране номенклатуры. «Народные» полководцы охотно подавляли любые поползновения своего народа, который пытался высказать неудовольствие политикой своего правительства. Поэтому выполнение откровенно жандармских, антинародных функций вписывалось в реестр полководческой славы военачальников «непобедимой», их имена увековечены в официальной истории, в названиях городских улиц в провинции и в столице. Так в Москве есть улицы Антонова-Овсеенко и маршала Тухачевского.
«Большой энциклопедический словарь» (между прочим, изданный в 1997 году, то есть в период, когда уже никто не запрещал говорить правду о прошлом) дает об указанных лицах справки в принятом для подобных случаев стиле, который сложился и закрепился во период обязательного славословия «народных вождей». И Михаил Тухачевский и Владимир Антонов-Овсеенко возведены «демократической властью» в ранг великомучеников сталинского времени, чьи имена заслуживают увековечения по одной лишь причине: в их биографии вписаны строки слова:
Улица Тухачевского тянется с востока столицы на запад параллельно проспекту маршала Жукова. Люди здесь живут в тихом зеленом уюте, нисколько не задумываясь, почему их улицу городские власти называли именем Тухачевского, а не генерала Дудаева. И уж тем более никто не возмущается тем, почему улица носит расстрелянного маршала. Какой смысл возмущаться, если названия улицам выбирает и утверждает высокое городское начальство, а мы, это начальство выбирающие, всего лишь серый электорат, получающий право голоса раз в несколько лет.
Я не за то, чтобы в зависимости от перемены исторических настроений общества менять названия городов, улиц и переулков. Любая попытка перепахать поле истории помогает ему еще быстрее зарастать сорняками. Пусть Тухачевский имеет свою улицу в Москве. Антонов-Овсеенко — тоже. Можно их именами назвать улицы и в Тамбове. Но на каждом доме этих улиц стоило бы повесить таблички с таким вот текстом: