Я надеюсь…

Чтоб Вы полнее увидели всю тогдашнюю картину, опишу Вам, что я представляла из себя перед маститыми профессорами и грозной комиссией. Пятьдесят килограммов веса, зеленое платьице, вот здесь, — трогает себя за ключицы, — галстучек. Знаете, в первые годы работы я старалась надеть на себя больше одежды, чтобы выглядеть взрослее и солиднее. Весомее. Да и в детстве еще мама меня за это гоняла. Надену, надену на себя — все, что есть. «Это что такое?! — ругалась мама. — Ну-ка, распаковывайся!» И в институте старалась как можно больше надеть на себя — кофты, свитера, чтоб тоже выглядеть более «мощно», что ли. Мода тогда такая была — девушки в духе Дейнеки…

«Говорите, первая лекция?» — заведующий кафедрой встал. «Стыдно, коллеги», — сказал и вышел.

На следующий год он взял меня на работу к себе в институт. Сам ушел на полставки, предложил это сделать еще одному из преподавателей кафедры, который тоже был уже в приличном возрасте. И на освободившуюся ставку зачислил меня. Помню, на кафедре он часто повторял модное тогда выражение Н. С. Хрущева: «Мы едем с ярмарки, дорогие друзья». И добавлял: «И мы должны помочь молодому специалисту». И шутливо показывал на меня. Так я стала на кафедре собирательной фигурой молодого специалиста — и, естественно, старалась не подвести заведующего. Выкладывалась сполна. Но вскоре его не стало. Умер он неожиданно.

— Имя, отчество его не вспомните!

— Почему же? — удивилась она. — И имя, отчество и фамилию — Николай Иванович Хворостухин. Умер от рака. Он, к большому сожалению, умер, а меня вскоре отчислили с кафедры по сокращению штатов.

— Ну и поворот!

— Поворот, увы, типичный. Сколько всего доброго держится зачастую на одном-единственном добром человеке!

За долгие годы моей профессиональной работы я, честно говоря, так и не привыкла к лекции — в том смысле, что она так и не стала для меня какой-то заурядной, повседневной обязанностью. Каждая лекция — экзамен. Всегда волновалась, начиная читать лекцию, особенно в новой аудитории. Спокойствие, уверенность приходили только тогда, когда чувствовала, что установлен контакт, что вызван интерес слушателей, что я привлекла их внимание.

В силу специфики предмета, который преподавала — философию, — и характера моей научно-исследовательской работы, связанной с социологией, тематика моих лекций была очень разнообразной.

Скажу без похвалы: иногда мои собеседницы, почему-то именно собеседницы, женщины, удивляются, откуда мне известны те или иные научные сведения, подчас из сфер, очень далеких друг от друга. А это просто-напросто дала мне моя профессия, связанная с широким кругом знаний. Та же диалектика предполагает знакомство с естествознанием, физикой, химией, общими законами их развития. А исторический материализм? Чрезвычайно много дали мне занятия конкретной социологией. И потом — я ведь вела не только студенческие курсы. Читала лекции аспирантам, слушателям вечернего университета, куда приходили уже люди зрелые, умудренные опытом жизни, с квалификацией, — азами, азбучными истинами от них не отделаешься.

Тематика лекций, повторяю, была очень разнообразной: от истории философии, гегелевской «Науки логики», кантовских антиномий, ленинской теории отражения, методов и форм научного познания, проблемы сознания до роли личности в истории, структуры и форм общественного сознания, современных социологических концепций, философских течений в зарубежных странах и т. д.

Конечно, сказывались и условия периферии, недостаток специалистов в вузах. Попытки более узкой специализации и на кафедре — в преподавании философии, — ив тематике публичных лекций, выступлений нам не удавались. Не удавались в основном из-за нехватки специалистов. Приходилось быть и «жнецом», и «швецом»… Научный работник больших центров, таких, как Москва, Ленинград, обычно читает всего несколько тем — то, чем занимается в своей научной деятельности. А в периферийном вузе к тебе без конца обращаются с просьбами о чтении то одной, то другой лекции самой разной направленности. Особенно к молодым. Тех, кто постарше, на такие дела зачастую уже не поднять. Вот и «выезжают» на молодых. И я была в числе тех, на ком «ездят»: вела, помимо основных своих дисциплин, этику, историю атеизма и религии. Недолго, правда, но вела. Но нет худа без добра. В шестидесятые годы в моей библиотеке, а еще точнее, в моей жизни появились Библия, Евангелие, Коран… Как я их доставала! Какими причудливыми путями! Но они у меня уже тогда были, уже тогда я их читала. И тогда же впервые серьезно задумалась о вере, веротерпимости, о верующих и церкви.