Сначала войны, колонизация, национально-освободительные движения, миграция способствуют перемещению и равномерному расселению людей по всей планете. Затем информационные технологии и телекоммуникации устраняют необходимость физического перемещения человека. Все отношения между людьми, будь то экономическая деятельность, размножение или развлечения, трансформируются в информационные. Человек эволюционирует в неперемещаемое разумное существо, существование которого полностью переносится в виртуальную реальность.
Наступает новая эра – эра интеллекта. На этой стадии объединенное человечество, укротив всю энергию солнечной системы, должно построить ячейку глобального интеллекта. Объединение таких ячеек закончит процесс связывания энергии Вселенной в глобальном интеллекте, восстановив единое целое, которое было когда-то взорвано и разбито на мельчайшие частицы.
Старость – как зима: ясно, что придет, все ее ждут, но она, как снег, всегда выпадает неожиданно.
Молодому человеку не нужно оправдания его существования – он просто живет и радуется этому. Старику, ничего не производящему и не в состоянии что-либо сделать, нужно оправдание, и он придумывает и ищет логику. Старый человек – это человек, которого покинула свобода. Вместо нее осталась только необходимость в виде морали. Поиски смысла жизни начинаются тогда, когда в ней не остается никакого смысла.
Смотрит старик на женщин, которые ходят по подиуму не очень одетые (ханжи говорят полуголые, а на самом деле на 95 % голые), и ему не хочется их. Это ужасно. Когда-то это была бы катастрофа. Теперь – легкое сожаление и полное спокойствие. Кайф. Старость начинается, когда пропадает желание:
– трахнуть женщину и испытать кайф (самое интересное заключается в том, что физически трахнуть еще с горем пополам можно, но кайфа никакого);
– сожрать кусок мяса и ощутить, что ты можешь кого-то трахнуть (что-то съел, но, кроме как поспать, ни на что не тянет);
– убить кого-нибудь, кто мешает трахнуть именно ее;
– напиться до «зеленых соплей» (не знаю, откуда мне известно это выражение), потому что «завтра» – это такая штука, которая будет наступать три дня, в течение кажется, что лучше, чем умереть, может быть только сто грамм, от одного вида которых умереть хочется сразу. И забыть, что когда-то зачем-то кого-то хотел трахнуть.
Почему я заставляю себя делать все это – вставать утром (каторга), идти на работу (хуже каторги), что-то делать, что-то изображать, и т. д. и т. п. Почему я не должен засыпать, замерзая. Неважно где – в горах, на дороге, в снегу. Кайф. Ничего не надо. Наконец-то все позади. В голове что-то мелькает – ты ведь замерзнешь, ты опоздаешь, где-то жена и дети (далеко), друзья (вообще не видно), нельзя лежать, надо идти. Но кайф. Какой кайф. Глаза слипаются. Ничего не чувствую, кроме кайфа.
Однажды я испытал такое ощущение. Это случилось во время службы в армии. Ранней весной мы торчали на полигоне, проходя обучение на новой технике, где-то под городом Б. Небольшой городишко. Жили в палатках – углубление в земле на один метр, по периметру кладка в полкирпича (однажды ночью один бок размыло дождем, и кирпичи, грязь, вода хлынули на лежащего внизу Серегу, кошмар), сверху палатка. Нары в два яруса, в одном углу печка (топит ее, слава богу, дневальный, офицерам все-таки лучше, чем солдатам), в другом телевизор (взяли напрокат в Б.). По субботам и воскресеньям офицеры могли выехать в Б. на специально выделенных для этой цели грузовиках в баню и просто развлечься.
В Б. на гастроли приехали «Песняры», и мы в субботу собрались на концерт. Один офицер должен был остаться с солдатами для поддержания порядка в батарее (те все равно умудрялись сбегать в соседнюю деревню, доставали где-то вино, меня всегда удивляло, как они, такие вонючие, неотесанные, умудряются еще и девушек найти, в то время как мы, такие офицеры, интеллигентные не можем), бросили на пальцах, выпало мне. Что делать – не повезло. На следующий день (воскресенье) комбат сказал, что теперь мы (он и я) поедем в Б. развлечься. Переоделись в гражданку, сели в грузовик, приехали в Б., погуляли по городу (ничего не помню) и пошли в кафе, где пили водку, видимо, много. Очнулся в каком-то дворе в двенадцатом часу ночи. Машины на полигон, естественно, уже уехали, комбат куда-то пропал, куда идти, что делать – не знаю. Плюс похмелье и вообще на душе мерзко.
Помню только, что до полигона двадцать километров, и это где-то недалеко от села П. Я пошел куда глаза глядят и стал голосовать в надежде поймать попутную машину. Безнадежно. Остановился мотоциклист, сказал, что может подвезти меня до какого-то места, откуда дорогу найти легко, но придется идти километров двадцать, если никто не подвезет.