«Любовь общества» навязывается человеку – от нее не уйти. Человек теряет способность обеспечить себе безопасность, здоровье и старость, а своим детям – воспитание и образование. Он попадает в полную зависимость от общества и ему остается лишь послушно функционировать в его (общества) интересах.
Основная проблема образования – найти баланс свободы и необходимости.
Учеба в школе давалась мне легко. Я почти всегда выполнял письменные задания, но никогда не читал учебники дома – старался вычислить, когда меня могут спросить, лихорадочно старался прочесть материал на перемене. В основном проскакивал. Отличником я не был (почему-то стеснялся), но все равно числился одним из первых учеников и авторитетом пользовался. Однако классный руководитель, почуяв во мне свободного человека, невзлюбил меня и поставил как-то двойку по поведению за четверть. В итоге я оказался неаттестован по поведению за десятый класс, был скандал, но педсовет решил, что я не безнадежный и меня можно перевести в одиннадцатый. Я не был пай-мальчиком, но до двойки по поведению мне было очень далеко, так что я даже гордился этой двойкой. У меня было всего три или четыре четверки (остальные пятерки), причем две из них поставил классный руководитель, так что медаль я из-за него не получил. Характеристику он мне дал такую, что если бы ее читали, то меня бы не приняли в университет.
Тем не менее учитель математики (Александр Иванович Аршинов) считал меня лучшим, я его тоже – поэтому, само собой, я поступил на механико-математический факультет.
В баскетбол я начал играть в шестом классе, когда в нашем районе набирала команду одна молодая женщина (Татьяна Ивановна Радостнова). Она была очень хорошим человеком и тренером, мы ее все любили, жаль, что потом я потерял ее из виду. Детские спортивные тренеры – особая категория воспитателей, они учат бороться и побеждать. Больше этому никто и нигде (даже в армии) не учит. В спорте я всегда брал целеустремленностью и резкостью, а ставить технику было лень.
В старших классах мы уже пили вино и играли в преферанс. В девушек я периодически влюблялся, но до чего-либо серьезного дело не дошло.
Практически то же самое было и в университете. Баскетбол, футбол, вино, карты, девушки, лихорадочная учеба во время сессии. Тем не менее, учился я прилично, чуть диплом с отличием не получил (по политэкономии схватил тройку). Проскакивал так же, как и в школе. Простые задачки решал, запоминал быстро, но ненадолго. Самое интересное заключается в том, что математику я так и не понял. Последние два года (курсовая и дипломная работы) я занимался какой-то теорией потенциала – ну хоть ты убей меня, ничего не понял. Защитился на отлично.
Нас заставляли участвовать и в уборке урожая, и в стройотрядах. Это было очень полезно, потому что работали, что называется, «кровь из носа», а был я до того если и не маменькин сынок, то уж к физическому труду мало приспособленный.
На уборке мы целый месяц разгружали на току машины с зерном. Жара и пыль. Жили в солдатской палатке с нарами, с одной стороны юноши, с другой – девушки (они работали на току). Еще были комбайнеры из Украины, они жили в вагончике. Машины и, соответственно, водители все были армейские, с Дальнего Востока. Так вот дружно и работали, очень редко выпивали и пели песни разных народов – никаких тебе национальных разногласий.
Разгружали мы виртуозно. До того, как открыть задний борт, мы взбирались на машину и быстренько набрасывали зерно с переднего борта на задний с горкой. Борт открывали, и зерно с характерным шумом высыпалось из машины. Мы тут же, пока не остыло еще движение, подхватывали зерно двумя широкими лопатами одновременно с двух сторон и сталкивали его с кузова, захватывая, таким образом, максимально возможное количество зерна. Так, лицом друг к другу, мы продвигались к переднему борту, ритмично и синхронно захватывая и сталкивая зерно лопатами (похоже на движение гребца на каноэ). Каждый заканчивал у своего борта. Я работал в паре с одним своим однокашником (его давно нет в живых), остальные студенты были почему-то старшекурсниками. К концу дня мы валились с ног, разгрузив по 25–30 машин.
Мне снился сон. На краю кузова стоит кружка с молоком (из-за пыли все время хотелось молока), я тянусь к ней, и в это время на нее наезжает лопата и сталкивает.
Вечером я пел под гитару дворовые песни типа «Сиреневый туман», или песни Кукина и Визбора, или что-нибудь душераздирающее, типа «Про лодку» Высоцкого. Девушкам нравилось, и одна даже целовала потом меня в глаза где-то в сене (больше никто и никогда так меня не целовал, а ее я даже на факультете больше не встречал). Вообще же девушки с нами по степи под звездами не гуляли – они гуляли с шоферами-солдатами, вонючими и неинтеллигентными. Я заметил, что так бывает часто.