Читаем Я научилась просто, мудро жить полностью

Я научилась просто, мудро жить

В темном, с цветиками, платке– Милости удостоиться —Ты, потупленная в толпеБогомолок у Сергий-Троицы.Помолись за меня, краса,Грустная и бесовская,Как поставят тебя лесаБогородицею хлыстовскою.

* * *

А! это снова ты. Не отроком влюбленным,Но мужем дерзостным, суровым, непреклоннымТы в этот дом вошел и на меня глядишь.Страшна моей душе предгрозовая тишь.Ты спрашиваешь, что я сделала с тобою,Врученным мне навек любовью и судьбою.Я предала тебя. И это повторять —О, если бы ты мог когда-нибудь устать!Так мертвый говорит, убийцы сон тревожа,Так Ангел смерти ждет у рокового ложа.Прости меня теперь. Учил прощать Господь.В недуге горестном моя томится плоть,А вольный дух уже почиет безмятежно.Я помню только сад, сквозной, осенний, нежный,И крики журавлей, и черные поля…О, как была с тобой мне сладостна земля!

Июль 1916, Слепнево

Гумилев отреагировал на Анрепа (в паре с Недоброво) в соответствии со своим правилом: удар на удар.

Приехав в отпуск в сентябре 1916-го, Николай Степанович познакомился с Ларисой Рейснер, в ту пору начинающей поэтессой, и по обыкновению увлекся. Лариса, благоговевшая перед Ахматовой, смутилась. Она была девочкой из порядочной семьи, еще не тронутой богемой. Но Николай Степанович объяснил, что он и Анна Андреевна только формально муж и жена, а вообще-то давно отпустили друг друга на волю. И хотя ни Гумилев, ни Рейснер чувств не афишировали, Анна Андреевна об этом, увы, узнала…

Роман Гафиза (так Гумилев подписывал свои письма к Рейснер) с Леричкой («Леричка моя, какая Вы золотая прелесть»), как и все влюбленности Гумилева, оказался скоротечным, выдохся уже к лету 1917 года.

Л. М. Рейснер. Фотография. 1920 г.

В его фронтовых письмах второй половины 1917 года Рейснер уже не Леричка, а Лариса Михайловна, да и он не Гафиз, а Н. Гумилев. Не думаю, чтобы эта история, при всей ее краткосрочности, ничуть не задела Ахматову: уж очень хороша была Лариса в те годы. Не было ни одного мужчины, который прошел бы мимо, не заметив ее, а каждый третий «врывался столбом в землю и смотрел вслед». Один из поклонников юной Рейснер утверждал, что Лариса «несет свою красоту как факел».

Но Анна Андреевна слишком хорошо знала своего мужа и понимала, что увлечение Рейснер всего лишь мужская, ревнивая и самолюбивая, реакция на ее чересчур «богатую личную жизнь».

* * *

Когда в мрачнейшей из столицРукою твердой, но усталойНа чистой белизне страницЯ отречение писала,И ветер в круглое окноВливался влажною струею, —Казалось, небо сожженоЧервонно-дымною зарею.Я не взглянула на Неву,На озаренные граниты,И мне казалось – наявуТебя увижу, незабытый…Но неожиданная ночьПокрыла город предосенний,Чтоб бегству моему помочь,Расплылись пепельные тени.Я только крест с собой взяла,Тобою данный в день измены, —Чтоб степь полынная цвела,А ветры пели, как сирены.И вот он на пустой стенеХранит меня от горьких бредней.И ничего не страшно мнеПрипомнить, – даже день последний.

Август 1916