Я научу тебя летать

Мы поднимаемся по винтовой лестнице на третий этаж. Илья жмёт на кнопку звонка. Старую, растрескавшуюся от возраста, истёртую сотнями рук, что вот так же давили на неё в нетерпении.

– Что, вспомнил о старушке, наконец-то? – звучит как выстрел суровый вопрос. – Ни слуху, ни духу. Наконец-то.

А потом она замечает меня. Окидывает острым взглядом. И глаза у неё теплеют.

– Познакомься, ба. Это Варя.

– Анастасия Александровна, – представляется она мне, а затем, хватая за руку, тянет в квартиру. – Нечего на пороге стоять. Холод. Микробы. Болезни. И вообще.

Пока я прихожу в себя, бабуля уже тапки подсунула, куртку у меня забрала.

– А я как чувствовала. Пироги поставила.

И тут я внутренне содрогаюсь. Пироги. Нинка. Впрочем, до трёх ещё вагон времени. Успею.

Илья тянет меня на кухню. Светлую и уютную. Бабушка Ася устраивает допрос, пока мы пьём чай. Но это не жадный интерес, а пытливые вопросы. Кажется, меня проверяют по каким-то только бабушке Аси известным параметрам.

– Учительница, значит, – журчит её голос. – надо же…

Она переводит взгляд с внука на меня и обратно. Я вижу, как сверкают Илюхины глаза. Они будто переговариваются мысленно. Бабуля сокрушённо вздыхает, качает головой, подливает чаю и ставит вазочку с вишнёвым вареньем.

– Прозрачное. С косточкой. Не варенье, а загляденье, – приговаривает она. Ладная такая, сухонькая. Невысокого роста. Очень интеллигентная. Ни один Драконов на неё не похож. Илья – так и подавно. Он вообще разве что цветом глаз с роднёй схож да красотой. Они все как на подбор.

– Я хочу показать тебе кое-что, Варенька, – мечтательно жмурит бабуля Ася глаза.

– Ба, может, не надо? – тихо просит Илья. И в голосе его столько обречённости, что мне становится и любопытно, и страшно.

– Надо, надо! Видишь ли, это мой личный тест на профпригодность. Не мешай.

– Ба, ну какая профпригодность, ты чего?..

Илья вяло сопротивляется, но, кажется, бабуля всё для себя решила, и уже, схватив меня за руку, тянет за собой. Я не сопротивляюсь. Такому напору нельзя противиться. И, наверное, именно в этом проявляется нечто общее, что позволяет сказать: да, внешне она не похожа, но внутренний стержень у неё Драконовский – это однозначно!

Она заводит меня в большую комнату. Торжественно, словно жених невесту в ЗАГС, и смотрит выжидающе. Лицо у неё как застывшая маска: вроде улыбается, но слегка подрагивают ноздри. Лиса на охоте.

А через миг я забываю обо всём на свете. Там стоит ОН – большой и красивый, чёрный и прекрасный.

– Бехштейн, – выдыхаю я и, как зомби, иду к роялю. Трогаю дрожащими пальцами клавиши.

– Можно?.. – оборачиваюсь стремительно, спрашивая разрешения.

Бабуля Ася лишь кивает. И тогда я нажимаю на белые и чёрные клавиши. Слушаю звук. Впитываю в себя. Пробую аккорды. Пробегаюсь в нетерпении скомканной гаммой.

– Кажется, наконец-то ты не ошибся. Сделал правильный выбор, – слышу я голос бабушки Аси. И столько в нём самодовольного торжества, что я испуганно замираю. Оборачиваюсь. Медленно.

Они стоят в дверном проёме – бабушка и внук. Такие разные, но с такими одинаковыми улыбками на лицах, что хочется спрятаться. Просочиться сквозь половицы и залечь на дно.

Что здесь происходит, хотела бы я знать?..

Глава 34

Илья

Варя напугана, а мы словно два мудрых дракона стоим с бабулей, и каждый доволен по-своему: ба наконец-то нашла того, кто по достоинству оценит её прекрасный инструмент, который она одушевляет и любит не меньше своих детей и внуков; я понимаю, что влип по уши, но от этого не паника и страх, а ликование и яркий огонь внутри. Наверное, это счастье, но я ещё не научился различать столь тонкие материи. Поживём – увидим.

– Сыграешь? – царственно кивает моя мудрая и несравненная бабуля.

– А можно?.. – радуется, как девочка, Варежка. Глупая моя. Ты же уже касалась его сердца. И ба позволила тебе к нему прикоснуться. Значит можно, можно! И, я надеюсь, это будет куда лучше, чем получалось у меня, когда я мучился, обучаясь в музыкальной школе.

– Нужно! – командует ба, и Варю не надо упрашивать дважды. Садится – спина ровная. Кладёт руки на клавиши – мягкие, плавные. Кисти свободные, локти не напряжены. И я, и бабуля видим всё это.

– Неужели?.. – бормочет ба и опирается на меня. Надо бы её до дивана довести, что ли. И я осторожно вальсирую её к мебели. А она не сопротивляется, вслушиваясь в журчание рояля. Бехштейн поёт голосом Шопена. Старая драконица щурит глаза и дирижирует в такт. – Какой звук, ты слышишь? – шепчет она чуть слышно и боится дышать. В глазах её слёзы. И это точно счастье. Тихое и неприметное, но такое важное.

А я любуюсь Варенькой. Смотрю, как её пальцы порхают над клавишами. Как ровная тёмная прядь падает на щеку, как подымается и опускается её грудь. И хочется перевернуть мир для неё – такой красивой, хрупкой и нежной. А может, это музыка так на меня действует. Но это не точно. Потому что для меня есть только она – самая лучшая училка. Самая прекрасная девушка во всей Вселенной.

– Браво, – не кричит, а выдыхает шумно бабуля, как только стихают последние аккорды.